Воронов проводил глазами дюнка, пылящего по улице, и, видно, что-то вспомнил.
— Пока тебя не было, Сенчин всю бумагу извел.
— Так уж и всю?
— Ну… большую часть. Даже на старинные пергаменты покушался.
— Для дела или так, для искусства?
— Корабли рисует, стервец эдакий, — удовлетворенно кивнул Дмитрий. — Говорит, что будем с их помощью насаждать мир в Асперанорре.
— Принуждение к миру? Знакомо.
— Всех будем принуждать или по заранее утвержденному списку?
— Зачем всех? Только тех, кто сам не поймет. И что рисует? Авианосцы?
— Яхты он рисует. Я в этом не большой знаток. Вот наш пират из рейда вернется, может, и оценит его художества. Не нам, грешным, в эти дела лезть. Мы даже в двух веслах запутаться могем. Кстати, он что-то бубнил про морскую пехоту, но я не особо слушал.
Вот за такими незатейливыми разговорами мы и добрались до замка. Навестили Мэдда в больничке, потом неторопливо пообедали, нахваливая нашу хозяйку. Толстушка даже покраснела от удовольствия и долго предлагала подлить еще горяченького.
— Что Барт пишет? — спросил Воронов, провожая глазами хозяйку.
— Приедете скоро. В гости. У нас, как видишь, только два союзника есть. Дарби норр Альдкамм и Барт норр Сьерра.
— Тут ты немного ошибаешься. — Димка ткнул пальцем в потолок. — У нас издревле так сложилось, что в союзниках лишь армия и морской флот, который только на Олежкиных эскизах и существует.
— Флот — дело наживное.
— А союзники — временное.
— У меня другое из головы не выходит, — сказал я и провел рукой по бороде.
— Что именно?
— Кузнец из Варрагьюра.
— А что с ним не так? Мало ли…
— Он землянин. Такой же, как и мы.
— И что? — Воронов пожал плечами. — Он сделал свой выбор и растворился среди местных людей. Умрет, оставит потомство. Дети и не вспомнят, откуда взялся их папаша на этой земле. Каждому свое.
— А как же легенда о двадцати рыцарях?
— Понятия не имею. Мне кажется, Серега, что ты слишком часто думаешь про это. Меньше голову ломай. Вот увидишься с Гонардом Шэром и задашь этот вопрос. Ему по рангу положено знать про эти дела. И еще…
— Что?
— Поговори с Робьеном. Он последнее время из библиотеки не выходит. Даже ночует там. Вид шальной, глаза горят. Мало ли…
Женщины в замке как в воду канули. То есть — вообще не видно. Нет, ничего не случилось, просто Мэриан готовится к празднику. Сами понимаете, сколько у нее приятных забот. Торговцы скоро камни на мостовой сотрут в порошок, таская в замок образцы тканей и украшений.
Робьена я нашел в библиотеке. Той самой, где некогда познакомился со стариком Шэром. У дверей меня встретил все тот же старый орк. Разве что встретил без обычного ворчания и подозрительных взглядов. Он вежливо склонил голову и провел в один из залов библиотеки, где я и увидел Робьена.
Воронов был прав — он отсюда практически не выходил. И еще… Он изменился. Сильно изменился. Стал строже, а в глазах появилось нечто новое. Нет, ничего страшного. Просто он стал мудрее и строже. Из его мыслей и поступков исчезла безрассудность, которая прежде вредила и мешала принимать правильные решения. Он даже одевался иначе. Монахом его не назовешь, но вместо привычного камзола на нем была легкая и свободная одежда. Она больше подошла бы чародею, работающему в алхимической лаборатории. Мягкая войлочная обувь скрадывала шаги, а рыжие волосы, которые раньше свободно падали на плечи, теперь были собраны в тугой хвост.
— Ты стал настоящим затворником, Робьен! — улыбнулся я. — Рад тебя видеть!
— А ты стал воином. — Он взял меня за плечи и развернул к окну. Долго и внимательно рассматривал и наконец удовлетворенно кивнул. — Ты изменился. В твоей бороде уже вовсю буйствует седина, а на косе вижу амулет.
Амулет, о котором упомянул Робьен, был изготовлен кем-то из гномов Альвэра. Они его преподнесли, когда я вернулся в Кларэнс, и мы справили тризну по нашим погибшим братьям и друзьям. Это небольшой кусок серебра, напоминающий пулю. На нем изображены две руны, обозначающие «Боль» и «Память». Амулет надевают на тонкую косичку, заплетаемую с левой стороны.
Волосы у меня уже длинные, так что с этим проблем не возникло. Вот на этой косичке талисман и носят. Кстати, на любом пиру или в таверне вы можете заметить, как воины, поднимая бокал с вином, обязательно дотронутся рукой до такого амулета, поминая друзей, погибших в боях и битвах.
— Никто не обещал, что будет легко, — ответил я.
— Отвечать за жизни людей всегда сложно. За жизни и судьбы, — уточнил он.
Мы присели на лавку, стоящую у выхода на балкон, и несколько минут разговаривали о разных, вполне обыденных мелочах. Наверное, это тоже дань традиции или некая замена этикету.
— Этот месяц будет для тебя тяжелым, — сказал Робьен.
— С одной стороны, — кивнул я. — С другой — так даже лучше. Ты понимаешь, что нам нужны передышка и время, чтобы подготовиться к новой войне.
Дело в том, что время, отведенное королем на подготовку к празднику, считается в Асперанорре священным. На это время прекращаются войны, и даже мелкие междоусобицы могут прогневать богов. Проливать кровь можно, лишь защищаясь. Так что разборки со стариком Гуннэром придется отложить до лучших времен.
— С Гуннэром надо было кончать раньше. Барт норр Сьерра был прав, но я не послушал его совета. Теперь ты расплачиваешься за мои прошлые грехи и ошибки.
— Не стану лукавить, — ответил я, — это будет нелегко. Старик собрал изрядную команду из разномастной нечисти. И как только король терпит такое на своих землях?
— Королю это выгодно, — пожал плечами Робьен. — Тем более что старик преподносит такие подарки, что Гэральд Третий готов вытерпеть и не такое!
— Или ему не рассказывают всей правды, — предположил я. — Ты знаешь, что Гуннэру служат не только тадд-мэрры, но и эстелькхорки?
— Мэдд мне уже рассказывал, — кивнул Робьен и несколько секунд молчал, собираясь с мыслями перед тяжелым, но необходимым разговором. Я уже понял. Все-таки знал его не первый день.
— Ты хотел о чем-то поговорить?
— Да.
— Что-то случилось?
— Пока нет, но, кажется, что должно. — Рыжеволосый Робьен задумчиво провел рукой по бороде и прищурился.
— Если можно, расскажи поподробнее.
— Дело в том, что… — Он немного замялся. — Скажи, Серж, ты ведь уже пил кровь дракона?
— Да и не скрываю этого. Попробовал, но ничего не почувствовал. Мне кажется, что на меня и моих братьев она не действует.