— Бегите! — закричала ему Саша. — Пожалуйста, бегите!
Не похоже было, чтобы парень слышал ее. Внимание молодого человека было целиком сосредоточено на втором противнике — неизвестном Саше человеке с пудовыми кулаками и медвежьими ухватками. Сжавшаяся у стены девушка вдруг заметила, как рука этого типа тянется к заднему карману брюк, и мгновенной вспышкой интуиции она поняла: там — оружие!
— Оружие! — снова закричала она. — Осторожно, у него пистолет!
Было непонятно, слышит ли он. Подскочив к верзиле вплотную, парень произвел какое-то неуловимое движение то ли рукой, то ли ногой и, захватив кисть руки противника, сделал резкий поворот вправо. Раздался хруст, амбал завизжал, выронил пистолет и осел на землю, баюкая сломанную руку, которая начинала раздуваться прямо на глазах.
Настала очередь Белобрысого. Не ожидая ничего хорошего от нежданного Сашиного защитника, он сперва попятился, а потом развернулся и с криками: «Ай! Ай! Ай!» — кинулся прочь по вечернему бульвару, по-заячьи петляя.
— Ты цел? Цел? — быстро спросила Саша, подбегая к своему спасителю. Он стоял посреди улицы, опустив руки, и тяжело дышал.
— Я в порядке, — коротко ответил молодой человек.
— Слава богу!
— А с тобой? Все в порядке?
— Ой, да они ко мне даже прикоснуться не успели!
Они посмотрели друг на друга и вдруг рассмеялись. Он — громко, Саша — немножко нервно. И все же ей было сейчас легко-легко. Так, как было в то время, когда еще жила мама… До своей болезни мама тоже любила вот так смотреть на Сашу и смеяться — просто от удовольствия.
* * *
— Вот… А потом они пошли гулять, — сказала Анюта. — Они долго гуляли, и еще, Сашка рассказывала, как-то сразу перешли на «ты». Это была любовь с первого взгляда, понимаете?
Они прошли от «Макдоналдса» чуть дальше, пока не дошли до сквера. Там присели на скамеечку и разговорились, будто старые знакомые. И даже ногами заболтали, хотя оба были, в общем-то, не дети.
— Так ты правда, что ли, ко мне шел? То есть обратно в «Макдоналдс»?
— Ну да. Я вообще-то туда чисто на минутку забежал, перекус купить себе и ребятам. Мы по очереди ходим, каждый день. И берем сразу на всю редакцию.
— Редакцию?
— Я журналист. В молодежной газете «С тобой», слыхала? Не последнее, между прочим, издание.
Саша кивнула.
— Ну вот, пришел к вам за перекусом, и что-то мне так смешно стало. Думаю, ну как же здесь можно работать? Режим бешеный, работа конвейерная, мальчики-девочки все как заведенные и разговаривают с тобой, как китайские говорящие игрушки с фонариками, знаешь такие? Вы даже не представляете, как забавно выглядите со стороны! Решил пошутить над тобой, проверить, как кукла отреагирует на непредвиденную ситуацию, есть ли на этот счет у нее какие-нибудь инструкции? И вдруг на тебя нарвался. Отшлепала ты меня, конечно, публично. Давно такой порки не получал — с тех самых пор, как стащил с антресолей отцовский вещмешок и пешедралом отправился с пацанами в Америку, охотиться на диких койотов…
— Выпороли? — фыркнула Саша.
— В первый и последний раз в жизни. Отец так отделал, что мое энное место мигом на американский флаг стало похоже, звезды и полосы, — улыбнулся он. — И сегодня, представь, после твоей отповеди получил практически те же самые ощущения. Хотя профессия меня натаскала, при желании я и сам за словом в карман не полезу — а тут устыдился. Пошел в редакцию, старался отвлечься чем-нибудь, забыть, как ты на меня смотрела, прямо как ошпарила презрением. И не мог. Так и решил: пока не вернусь и не попрошу у тебя прощения — не будет мне покоя.
— Ладно, — сказала Саша. — Считай, что я тебя простила.
— Спасибо. Можно спросить? — сказал он, помолчав.
— Нет. Ты же про этого придурка хотел узнать? Кто он такой и почему ко мне «клеился»? Нет, нельзя.
Журналист вздохнул, подняв брови, и посмотрел на Сашу одновременно и весело, и уважительно.
— Как тебя зовут? — спросила она, презрев все законы приличия, согласно которым порядочные девушки первыми не осведомляются у незнакомых мужчин об их имени.
— Владислав. Просто Влад. А ты Александра, я знаю.
— Откуда?
— На бейджике твоем прочитал, когда ты за кассой стояла.
— А, — сказала Саша, немного разочарованная. И добавила с еще большим сожалением в голосе: — Ну, мне пора. Спасибо тебе за все. И — пока…
— Я провожу тебя.
— Я живу…
— …очень далеко. Я помню. И обязательно провожу, чтобы ты не потерялась по пути в такую неведомую даль…
— И у них началась любовь. Любовь с первого взгляда! — повторила Аня. — Потом они уже не расставались, долго, пока… — Она замолчала. — Ладно, потом. Важно другое. Ромка! Ну ты расскажи про следователя-то!
— А что следователь? — буркнул подросток. — Следователь к нам домой дня через три заявился. Сутулый такой, нос красный, воротник грязный у рубашки… «Гражданка Яцута, — говорит, — вы не передумали забрать свое заявление?»
— Нет, не передумала, — ответила Саша, тихонько отвечая на ободряющее пожатие — Влад сидел рядом (он теперь всегда сидел рядом!) и держал ее руку в своей.
— Гм… Даже в свете последних событий?
— А что такого последнего случилось в свете? — удивилась Саша.
— Да ну? Неужели не знаете? — Ирония в голосе следователя ясно давала понять, что он не верит ни единому ее слову. — Ну так спешу обрадовать: в больнице обидчик ваш. У Склифосовского.
— Почему? — спросила Саша довольно равнодушно. — Живот у него схватило, что ли? Может, еще и пожалеть его прикажете?
— Нет, не прикажу, — захлопнул папку следователь. — Хотя чисто по-человечески можно и пожалеть. Очень здорово парню досталось. Сотрясение мозга, перелом конечностей, вывих ключицы. А главное, — он помедлил, — главное, что ему, как это говорят в народе, причинное место разбили вдребезги. По мнению врачей — одним коротким, но метким ударом. И теперь парень как в том анекдоте: жить-то будет, а вот любить — никогда!
— Импотентом, что ли, сделали? — спросил Влад.
— Угу. И инвалидом к тому же наверняка. Правда, и инвалидность у него тоже… какая-то смешная. Врачи говорят, недержание мочи. На всю жизнь.
Молодые люди переглянулись и фыркнули.
— А кто его… А кто над ним так поработал? — спросила Саша, наморщив носик.
— Неизвестно. Сам он молчит. Не помню ничего, говорит. Семья потерпевшего вообще намерена замять это дело. Здоровье парню уже не вернешь, а у отца политическая карьера может пострадать. Карманов-старший сына-то намерен за границу отправить, на лечение. Говорят, надолго. В какой-то специальный санаторий. Ну так что? — помолчав с минуту, снова спросил следователь. — Заявление-то свое не будете забирать?