Что со мной не так? Чем больше я старался не быть таким, как он, тем сильнее походил на него. Я трахал ее на гребаной лестнице. Не испытывая чувств и не доставляя ей удовольствия. Трахнул и оставил там, признавшись напоследок, что обманул ее.
В душ я вошел, не дав воде прогреться. Ледяная вода — не самая приятная вещь на свете, но я это заслужил. Мне хотелось одного — расслабиться настолько, чтобы впасть в забытье и перестать чувствовать боль, которая поселилась в моем сердце. Но то, что я хотел, и то, что мне было нужно, — это совершенно разные вещи.
Мне нужно было отвечать за свои поступки. Нужно было встать перед Дилейн и по-мужски выслушать ее, когда она будет делать мне втык за то, что я копался в ее жизни. Нужно было, глядя ей в глаза, извиниться за то, что лишил ее человеческого достоинства. Нужно было позволить ей уйти из моей жизни и забыть о надежде когда-либо увидеть ее снова. И нужно было почувствовать, как разрывается сердце оттого, что я ее потерял.
В полном душевном и умственном истощении я уперся руками в стену и прислонился к ней лбом. Я надеялся, что холодная вода смоет грязь, накопившуюся внутри, но для этого нужно было бы вывернуть себя наизнанку. Даже если бы я сделал это, обычными водой и мылом такую грязь не смыть. Думаю, что и отбеливание не помогло бы.
Думать я мог только о том, как она посмотрела на меня, когда спускалась по этой самой лестнице всего на пару часов раньше, днем. Как покачивались ее бедра, как расходился разрез на платье, открывая кремовую гладкость ног. Какая нежная была у нее кожа, когда я надевал на нее цепочку. Ее вкус, который я ощутил, когда она в благодарность поцеловала меня в губы. И я до сих пор чувствовал ее запах. Господи, от одного воспоминания о Дилейн меня чуть не убило желание! Как бы я хотел, чтобы все повернулось по-другому. Как бы хотел не стоять в душе, упиваясь чувством вины, а быть с ней рядом, обнимать ее — и чтобы она обнимала меня.
Но я все погубил. Я погубил ее и себя.
В темноте мой воспаленный разум начал играть со мной шутки. Я совершенно отчетливо почувствовал, как ее руки оплели мою грудь со спины, и даже ощутил нежное прикосновение губ у себя между лопатками. И чтобы запутать мне мозги окончательно, словно облаком горячего пара меня окутал ее запах, густой и насыщенный. Мой член, само собой, откликнулся на то, чего не существовало, и я подумал, сколько пройдет времени, прежде чем мы с ним сможем забыть ее.
— Пожалуйста, повернись, — услышал я и уже был готов поверить, что она действительно стоит у меня за спиной. Но голос ее прозвучал робко и неуверенно, и я понял: это не более чем образ, рожденный моим разумом. — Ной, пожалуйста. Ты не можешь прятаться от меня после того, как несколько дней совсем не обращал на меня внимания, заставляя думать, что я что-то сделала не так, а потом сказав такое.
Да, это определенно была Дилейн. Единственное, что могло ее сюда привести, — желание оторвать мой член и засунуть его мне в задницу за то, что влез в ее жизнь. И спасения от нее не было. Она зажала меня в угол, что ж, придется испытать ее гнев, ведь я заслужил все, что она хотела сказать или сделать.
Я медленно повернулся, глаза наконец привыкли к темноте, но я все равно не мог рассмотреть ее, потому что в ванной царил абсолютный мрак.
— Я знаю и прошу про…
Я почувствовал, как ее тело прижалось ко мне. И, чтоб я сдох, она была голой! Подобного я мог ожидать — это было в ее духе, но не рассчитывал на поцелуй. Ее губы начали ласкать мои, невероятно нежно, трепетно. То был самый сладкий поцелуй из всех, что я помню.
Я запустил пальцы в волосы Дилейн, прижимая ее к себе сильнее и запоминая вкус, запах, ощущение ее присутствия, потому что не знал, появится ли у меня когда-либо возможность почувствовать их снова.
Господи, как я любил ее!
Руки Дилейн оказались на мне, кончики пальцев вдавились в кожу на груди, на спине, на ягодицах. Она как будто навсегда оставляла следы везде, где прикасалась ко мне. И в то же время старалась оказаться как можно ближе. Будь моя воля, я раскрыл бы грудную клетку, принял ее в себя и запечатал там навеки, чтобы всегда носить с собой.
Вот только не мог понять, почему она делает это.
А потом она прервала поцелуй. Я почувствовал, как вздымается и опускается ее грудь, услышал затрудненное дыхание, ощутил мокрой кожей его тепло.
Она положила голову мне на грудь, прямо над сердцем.
— Займись со мной любовью, Ной. Хотя бы один раз. Позволь почувствовать тебя.
Я знал, нужно отказать, но в душе был слабым человеком (только для нее), мне хотелось, чтобы она поняла: слова, произнесенные там, на лестнице, не были ложью или блефом. Вот только произойти это должно было не в душе, а в таком месте, где я мог бы видеть ее лицо.
Я поцеловал волосы Дилейн, затем немного прогнул ее спину, приподнял подбородок и мягко поцеловал в полные губы. А потом, закрыв воду, подхватил под ягодицы, поднял и посадил на себя чуть выше талии. Дилейн соединила пальцы у меня на затылке и прижалась своим лбом к моему. Вот так я и понес ее в нашу комнату.
Пока я нес ее к кровати, глаза Дилейн не отрывались от моих. По-прежнему было темно, но буря уже закончилась и тучи рассеялись настолько, что ее кремовая кожа озарилась просочившимся в окна лунным светом. Положив Дилейн на кровать, я вдруг увидел, как много у нее общего с небесным телом, висевшим ярким шаром в угольно-черном небе. Она одна выделялась среди моря звезд, затмевая сиянием даже самые яркие из них. Она была совсем рядом, но, как ни старайся, не дотянешься. Мне был дан единственный шанс, космический корабль, чтобы добраться до нее, и я не собирался его упускать.
Сердце стучало у меня в ушах так громко, что я не сомневался: она слышит эти удары. Я пришел в ужас, испугавшись, что она увидит, какой я на самом деле трус. Трус, а вовсе не тот уверенный в себе мужчина, которым так старался казаться. Чтобы дать ей то, чего она ждала, нужно было сбросить все наносное и обнажить незащищенную душу. И я был готов пойти на это… ради нее. Черт возьми, я сделал бы для нее все, выполнил бы любое ее желание. Если бы она захотела мою руку, я отрубил бы ее и отдал ей. Ногу? Пожалуйста. Сердце? Душу? Они уже принадлежали ей.
Забравшись в постель рядом с Дилейн, я погладил ее щеку и спустился пальцами по шее. Она задрожала, и я, остолоп, вдруг понял, что вынес ее из душа мокрой и теперь ей холодно. Когда я взялся за одеяло, она, останавливая мой порыв, прикоснулась к руке.
— Это не от холода, — прошептала Дилейн с робкой улыбкой, и сердце у меня в груди сделало сальто.
Осторожно переместив вес на локоть, я навис над ней и поймал ее губы своими. Тыльная сторона моей руки продолжила путешествие по ее плечу, скользнула по мягкому изгибу груди, опустилась по боку и наконец остановилась на бедре. Каждый изгиб, каждая впадинка ее тела напоминала, насколько она прекрасна. Она заслуживала того, чтобы перед ней преклонялись, чтобы ее боготворили.
Я накрыл ее правое бедро своим и просунул колено между ее ног. Ладонь Дилейн скользнула по моим бедрам. Она прижала меня к себе, когда мой язык прошелся по ее нижней губе, просясь внутрь. Она не раздумывала ни секунды. Высунув кончик языка, устремилась обниматься с моим, словно женщина, дождавшаяся любовника после долгих лет разлуки.