– Да, представьте себе.
– Как же я не подумал об этом раньше… А если мне сесть и подождать Старуху? Вдруг она будет так же рада меня видеть, как и ты?
– Я не рада.
Клим подошел к одному из стульев, сел и нагло положил ногу на ногу.
– Иди ко мне. Расскажи, как проходит учеба, как поживает Сима, чем ты занимаешься вечерами.
«Эдита Павловна сейчас выйдет… Вот сейчас… Еще пара секунд или минута… И что будет? Бабушка испепелит Шелаева взглядом, разорвет в клочья… И меня заодно… Нет… Нельзя предугадать… невозможно!» – мысли полетели стрелами одна за другой, но потом остановились и на короткое мгновение замерли.
«Расскажи, как проходит учеба, как поживает Сима, чем ты занимаешься вечерами».
Я внимательно посмотрела на Шелаева и интуитивно поняла, что он знает, как я учусь, как обстоят дела у Симки и ему даже известно, что я ем на завтрак, обед и ужин. У Клима было слишком насмешливое выражение лица, а в глазах танцевали с бубнами и балалайками маленькие, весьма довольные собой чертики.
– Вы… – Напряжение, сковавшее тело, отхлынуло, я ослабла, безвольно опустила руки и почувствовала необъяснимое тепло в груди. Необъяснимое, потому что рядом с таким человеком испытывать что-то приятное категорически нельзя – это противоречит всем законам природы, законам математики, физики и химии. Это противоречит абсолютно всему!
Наши взгляды вновь встретились. Клим резко поднялся, быстро подошел ко мне и ровно произнес:
– Анастасия, ты же не думала, что я исчезну из твоей жизни? – Он коснулся моего запястья, затем взметнул руку вверх и осторожно прижал ладонь к моей щеке, от которой тут же отхлынули и кровь, и жизнь. – Я не уйду, пока ты не скажешь, что скучала по мне так же сильно, как и я по тебе.
Серебристая ручка двери двести третьего кабинета лязгнула и опустилась вниз, раздался отдаленный голос бабушки, а затем бас врача. Шуршание, и ручка вернулась в прежнее положение, голоса стихли…
Мое тело пробил такой разряд тока, что еще секунда, и я бы рассыпалась в пепел, от меня бы осталась лишь серая горстка на полу!
Шелаев не дрогнул, не обернулся, не сделал ни одного движения, лишь коротко и еле слышно вздохнул. Пожалуй, это был вздох недовольства и досады. Так, наверное, раздражается хищник, если кто-то мешает ему хорошенько сосредоточиться на добыче и получить свое.
Поборов острое желание вцепиться в Клима, чтобы украсть вот эту самую уверенность, гигантскую внутреннюю силу и даже насмешку, я сделала шаг назад и вздернула нос.
– Уходите.
– Ты скучала?
– Нет.
– Ты скучала?
– Нет.
– Тогда я не уйду. – Клим улыбнулся и развел руками, мол, ну что тебе стоит, скажи «да», и ты спасешь меня от гнева Эдиты Павловны. Делов-то!
Елизавета Акимова. Именно о ней подумала я в этот момент… Нет… Я думала о ней уже минут пять, но не признавалась себе в этом. Шелаев проводит время с Лизой, наверняка собирается сделать ее своей женой и продолжает мстить Ланье, используя меня. Отлично… Стоит ли удивляться? Пожалуй, нет.
В который раз, осознав коварство этого человека, я ожидала обязательного и немедленного приступа злости, я даже напряглась и сжала губы (приготовилась к лавине гневного чувства), но сначала, как ни странно, меня захлестнула боль, а уж потом, топя все, что попадалось на пути, появилась ярость.
«Кажется, я не видела его тысячу лет… Еще бы столько же не видеть!»
– Оставайтесь, – с усмешкой произнесла я, и это слово, превратившись в ледышку, упало на пол и разлетелось на тысячу треугольных осколков.
– Но твоя бабушка сейчас выйдет из кабинета, увидит меня рядом с тобой и расстроится… Да, очень расстроится, – продолжая мягко улыбаться, ответил Клим, – и, возможно… м-м… разорит меня.
Это было в силах Эдиты Павловны, но Шелаев никогда ничего не делает просто так, все у него продумано. И мне нужно было в считаные секунды понять, почему он рискует, что может спасти его на сей раз? Хотя… Разве он когда-нибудь боялся Эдиту Павловну? Нет. Никогда. Он всегда ходил по острию ножа и получал от этого свое обычное дьявольское удовольствие.
– Бабушка запретила вам появляться в нашем доме, но она ничего не говорила о клинике Льва Александровича Бриля. Вы не рискуете.
– Анастасия, – укоризненно протянул Клим. – Я готов подойти к тебе и обнять, и могу так стоять целую вечность, пока не откроется эта чертова дверь. Вдыхать аромат твоих волос, гладить по голове, целовать… Иди ко мне. Я не просто соскучился, я почти уже умер без тебя. Кто бы знал, как я устал смотреть на тебя издалека…
«Что-то очень много мужчин последнее время смотрит на меня издалека», – с весомой долей сарказма подумала я, вспоминая широкоплечего незнакомца из ресторана «Берег». Я была готова уцепиться за что угодно, только бы не впитывать в себя слова Шелаева. Нет, я не собиралась ему верить! И до его лживых чувств мне не было никакого дела! Но иногда (или всегда?) он обладал необъяснимой гипнотической силой, лишающей меня способности здраво соображать. Почему, почему для своих игр Клим выбрал не Леру? Она, по крайней мере, была бы счастлива получать его внимание и даже гордилась бы этим! Сколько раз я задавала себе такой вопрос?
Елизавета Акимова. Разве вы, Клим, не вдыхаете аромат ее волос, не гладите по голове? Не целуете?.. А? Как видите, я знаю гораздо больше, чем вы думаете…
Слова и чувства смешались, и это отчего-то принесло облегчение, вернее, освобождение. Совершив рывок, я буквально вырвалась из прочной паутины Шелаева, которую он умело плел из обмана, наглости, вероломства и многого другого. Дышать стало тяжелее, может, оттого я прижала руку к груди и поймала биение собственного сердца: «бубух-бубух-бубух!»
Мы смотрели друг на друга, и казалось, будто остановилось время и дверь двести третьего кабинета никогда не откроется, а мы очень скоро потеряем способность двигаться, на веки вечные превратившись в камень.
Я сделала слабую попытку усмирить воображение, но оно умело рисовало все новые и новые картины и…
– Настя, ты здесь? Рада тебя видеть. Клим, добрый день, – раздался голос Нины Филипповны.
Я обернулась и увидела свою тетю. Прямое бежевое платье в тонкую коричневую полоску ей очень шло, делая фигуру Нины Филипповны еще стройнее.
Наверное, разрешить эту ситуацию мог только ангел, и он появился…
– Здравствуй, Нина, – тепло произнес Шелаев и кивнул, подчеркивая приветствие. Его глаза засияли совсем другим огнем (я поймала целых три искры доброты!), губы дрогнули, и внешность мгновенно утратила все хищные черты. Передо мной стоял высокий, худощавый, интеллигентный мужчина, готовый в любой день и час победить в конкурсе на самого положительного принца столетия!
Нина Филипповна улыбнулась, бросила короткий взгляд на дверь кабинета, быстро оценила ситуацию, взяла Шелаева под руку и ровно произнесла: