– Да откуда я только не прилетела. Господи. – Она вытаращила глаза и сделала выражение лица удивленным (как с таблицы эмоций, детское изумление номер два).
– Что такое? – заинтересовался бармен.
– Я вообще-то не могу вспомнить, откуда прилетела. Я вчера совсем не выспалась, шел какой-то ужасный дождь, все промерзли как собаки. Потом еще и болтанка эта. – Олеся говорила и одновременно достала из сумки косметичку, принялась ковыряться там и что-то искать. На самом деле ничего ей там, в косметичке, не было нужно, но это тоже была часть игры. Говорить и делать что-то одновременно – это всегда притягивает внимание. Театральные актеры в спектаклях, пожалуй, даже чересчур пользуются этим. Актеры не могут и не должны просто говорить. Они должны при этом наливать чай, убирать чашки, расставлять чашки, переставлять чашки с места на место или… искать что-нибудь в сумке. Это придает достоверности действию. Даже Гамлет, принц Датский, не просто так произносит свой монолог. Он балуется с черепом, приковывая к себе взгляды.
– Много летаете? – заинтересовался бармен. Олеся извлекла помаду и принялась неторопливо красить губы. Понятное дело, говорить и красить губы одновременно невозможно. Пауза – это тоже клево. Олеся краем глаза заметила, что парочка ребят за барной стойкой краем глаза поглядывают в ее сторону.
– Работа такая, – пробормотала она наконец и чуть облизнула губы.
– Вы что, стюардесса? – спросили ребята сбоку, и в их глазах было море интереса.
– Ну да, – с максимально глупым видом пробормотала Олеся. – А я разве не сказала?
– Не-ет! – кивнул бармен. – Еще «секса»?
– Позвольте вас угостить, м-м-м…
– Жанна. – Олеся потянулась, а потом чуть подпрыгнула на сиденье. – Стокгольм. Мы прилетели из Стокгольма. И я должны бы помнить, потому что мы по пятницам почти всегда именно этот рейс делаем, но иногда нас распределяют по-другому, и в прошлую неделю я все время была на южном направлении.
– Серьезно?! – восхитился один из парней. Тот, который менее симпатичный. Более симпатичный просто смотрел оценивающе, прикидывал. – «Стюардесса по имени Жанна»?
– Ох ты, блин, – скривила губки Олеся. – Вы хотя бы представляете себе, сколько раз я слышала эту шутку.
– Ну, простите его, – вмешался второй, симпатичный. – Он у нас дурачок местный.
– Даже не знаю. Я просто хотела немного расслабиться. Честно говоря, я не слишком настроена на какие-то там… – Олеся замолчала и просто сделала глоток.
– Эти раздолбаи что, к вам пристают? – откуда-то из зала к их компании подошел высокий незнакомец в кожаной жилетке. Длинные волосы незнакомца были столь хорошо расчесаны и так блестели, что Олеся с трудом подавила желание спросить, каким шампунем он пользуется.
– Я еще не поняла, но такое возможно.
– Опасно ходить по Москве одной в такое время. Особенно такой красивой девушке, – пробормотал незнакомец. – Особенно стюардессе.
– Скажите, а в скольких странах вы бывали? – снова влез несимпатичный, но активный парень. Олеся радостно и с энтузиазмом разыгрывала из себя усталую, измотанную жизнью в небе стюардессу. Эта игра была – одна из ее любимых.
Правила игры простые, и они в нее часто играли еще в институте – ты должен всех уверить в том, что ты не ты, а стюардесса, или повар, или кинолог (это было особенно интересно, памятуя о том, что Олеся понятия не имеет ни о чем, связанном с собакам). Вторая часть игры – безопасно соскочить. Уйти, чтобы тебя не только не вычислили, но и проводили со всеми почестями, полагающимися стюардессе, идущей в рейс.
– Неужели ты не можешь остаться еще на чуть-чуть? – спрашивал через час Олесю тот, что был самым симпатичным. Идея переспать со стюардессой манила его, и он никак не хотел верить, что такое счастье пролетит мимо него, как «Боинг-747».
– Димочка, мне нужно еще поспать совсем чуть-чуть, а то я завтра усну прямо на регистрации пассажиров! – «пела» Олеся. – Ты сам разве хотел бы такую стюардессу?
– Я очень, очень хочу именно эту конкретную стюардессу, – прошептал ей Димочка, считая, что шепотом это будет более убедительно.
– Ох, даже не знаю. Дай я позвоню своему начальнику. – Олеся достала телефон и принялась набирать номер. В принципе было неважно, какой номер набирать. Главное было потом сказать, что начальник требует ее в гостиницу прямо сейчас. А гостиница тут за углом, так что провожать ее не надо. Уйти и исчезнуть не расшифрованной.
Но позвонила Олеся не кому-нибудь, а Артему Шебякину. Тому самому режиссеру, с которым она давно была знакома и который когда-то намекал ей на чуть ли не главную роль в фильме про провинциальный театр.
– Олеська! – Артем отреагировал на звонок бурно и радостно, даже радостнее, чем Олеся рассчитывала. – Ты откуда?
– Я тут… в каком-то баре… – Олеся помнила о роли, поэтому она растерянно огляделась по сторонам, словно пытаясь снова вспомнить, в каком она вообще городе. – Тут очень шумно.
– А я тоже в каком-то баре! – радостно воскликнул Артем. – Я в «Гадком койоте»!
– Я сейчас выйду на улицу! Я ничего не слышу! – Олеся сползла со стула, запоздало отметив, что с коктейлями она, пожалуй, перебрала. Наугощали, понимаешь, стюардессу. Ноги стояли нетвердо на шпильках приличной высоты. А ведь еще надо было идти, да еще желательно походкой стюардессы. Игра-то не окончена.
– О’кей. – Артем дождался, пока Олеся выйдет на улицу и таким образом из поля зрения Димочки и остальных любителей Жанны.
– Как ты поживаешь? – спросила Олеся, которая на самом деле понятия не имела, что сказать Шебякину.
– Да все просто в шоколаде швейцарского производства, – хихикнул явно нетрезвый Артем. – Так где ты, моя черноволосая муза? Как ты живешь? И в каком «каком-то баре» ты живешь? Потому что, если ты мне сейчас дашь адрес, я вот возьму, все тут брошу и за тобой приеду.
Олеся оглянулась на вывеску над своей головой. Она была пьяна, в депрессии из-за их ссоры с Померанцевым. Олеся была в паре переулков от дома Леры, где сейчас, скорее всего, был Максим. Но главным образом Рожкова была пьяна – и этого было достаточно, чтобы начать совершать глупости. Она назвала Шебякину адрес, сказала, что тут играет в стюардессу, чем «завела» его еще больше. Через двадцать минут Шебякин вломился в бар и с грозным видом вывел оттуда «снова вконец распоясавшуюся» Жанну, которой завтра лететь в Токио, а она тут… Ай-яй-яй! Ой-ей-ей! В такси они с Шебякиным хохотали как сумасшедшие, вспоминая выражение глубокого разочарования на лице Димочки. А Олеся даже попробовала изобразить это выражение – пригодится на будущее.
Шебякин вез ее к себе в квартиру на Кутузовском, приговаривая при этом, что несколько раз вспоминал Олесю и что сейчас она выглядит даже лучше, чем выглядела, когда он видел ее в последний раз. Она держала в руке открытую бутылку красного вина и старалась не думать ни о чем вообще. Мазохистка? Очень даже может быть. Как будет хорошо, если сейчас напьется и влюбится в Шебякина. С Померанцевым они никогда не хохотали вот так запросто над какими-то самыми простыми вещами. Даже имя, появившись в голове, тут же вызвало болезненный спазм в области сердца. Олеся только крепче сжала горлышко бутылки.