– Я знаю, я во всем виновата, – опустила голову Оля.
– Это ты своему парню будешь объяснять, а я пошла! Рада была познакомиться! – Яна неловко засеменила на выход.
– Больше вообще никогда пить не буду, – буркнул Евгений, открывая перед Яной дверцу БМВ.
– И правильно! Надо вести здоровый образ жизни, – нравоучительным тоном заявила Яна, наблюдая, как Евгений приводит сиденье автомобиля в горизонтальное состояние.
– Кто бы говорил! – Женя отошел в сторону. – Садитесь. Вернее, ложитесь, мэм.
– Как у тебя хорошо получается укладывать. Натренировался ночью-то? – толкнула его острым локтем Яна.
– Не язви.
– Сейчас бы очень обрадовался Лебедев. Сразу сказал бы тебе, что во всем виновата я, что это со мной пить нельзя в одной компании.
– Точно! – хлопнул себя по лбу с оглушающим треском Евгений, забыв, что на носу закреплена гипсовая повязка. – У, ё!
– У-ё-ё-ё – поет Маша Распутина, и у нее лучше получается, – отозвалась Яна, укладываясь в машину и понимая, что заниматься своим любимым делом – пялиться в окошко – ей не удастся.
– Ведь следователь-то говорил, что выпьешь с Цветковой с вечера, а утром неизвестно, где очнешься… Помнишь? Ну, еще Эйфелева башня упоминалась?
– А что ты все нукаешь? – нахмурилась Яна. – Я тебе не лошадь и не ослица.
– Так и получается! – не слушал ее Евгений. – Два раза с тобой выпили, и оба раза неудачно. И если бы Эйфелева башня! Роковая женщина!
– Да, это я, – заулыбалась Яна.
– А чему ты радуешься? Плакать надо! – Евгений уселся за руль и посмотрел на лежащую Цветкову. Внезапно он зашелся в гомерическом хохоте.
– Ты чего? – удивилась Яна.
Евгений не мог от смеха слова сказать.
– Скажи, чего?
– Ой, не могу! Посмотри на себя и меня! Вчера еще нормальными были, а сегодня приедем к Пульсерии… Ты с перебинтованными ногами, я с гипсом… Ничего два кадра? Устройте нас на работу пугалами в огороде! Просто кошмар!
Яна поняла, что его так развеселило, и тоже рассмеялась.
– Поэтому мы и нуждаемся в помощи, чего уж тут поделаешь? На лицах все написано. Сейчас тебя с таким лицом все милиционеры тормозить будут.
– Лицо не в форме, зато документы в порядке, – ответил Евгений, заводя мотор.
Вчерашняя бабка-вахтер встретила их словно родных, не хватало только каравая с солью.
– Здравствуйте! К Пуле? Проходите, пожалуйста! Сегодня она точно у себя, вчера как-то неудобно получилось.
– Да ничего! Здесь, как я понимаю, располагается много фирм, вы же не можете уследить за всеми, – поприветствовала ее Яна.
– Как вы себя чувствуете? Выглядите, если честно, неважно…
– Спасибо за честность. – Яна покосилась на Евгения.
– Ой, а что это с молодым человеком?! Какой ужас! Вчера же он не падал со ступенек…
– Это он сегодня ночью приложился, – пояснила Яна.
– Ну надо же… – удивилась бабка, поправляя косынку, – вот ведь невезучая молодежь.
Они подошли к недружелюбной мраморной лестнице, и Евгений легко поднял Яну на руки.
– Только не урони! – взмолилась Яна, ахнув от неожиданности.
– Постараюсь. – Женя засопел, начиная свое второе и такое нелегкое восхождение.
Наконец они преодолели этот психологический барьер и поднялись на второй этаж. Яна подумала о том, что хотела бы знать, как выглядит Пульсерия, потому что, как ни старалась, не могла ее вспомнить. Когда же они увидели ее, Яна поняла, почему та не попала в коридор ее памяти. Более незаметную женщину трудно было представить. Маленького роста, очень худенькая, она походила на юркую мышку. Удивительно, что при таком крошечном росте Пульсерия умудрялась еще и сутулиться, втягивать голову в плечи, будто хотела стать еще незаметнее. Яну, с ее ростом под два метра, не слезающую с двенадцатисантиметровых каблуков, это особенно удивляло. Белое, худое личико, большие, выразительные, с белесыми ресницами глаза. Плотно поджатые губы, словно Пульсерия боялась сказать лишнее. Одежда была соответствующая: длинная, строгая юбка непонятного грязно-серого цвета, темный пиджак с грубыми мужскими лацканами, безвкусная трикотажная кофточка под горло.
Как ей только не жарко в такой многослойной одежде?
– Здравствуйте, друзья мои! – на мгновение раскинула худенькие ручки Пуля и тут же обхватила себя за птичьи плечики, испугавшись своего открытого эмоционального жеста. – Что с вами случилось? Вы попали в аварию?
– Нет… вчера Яна навернулась здесь с лестницы, – пояснил Евгений.
– Мне баба Маша рассказывала… Но я не думала, что все настолько серьезно, – словно извиняясь, произнесла Пульсерия.
– Все очень серьезно! Мы попали в больницу! – решил нагнать страху Женя.
– Какой ужас! А с тобой-то что?
– Бандитская пуля, – отмахнулся Евгений, делая Цветковой тайный знак, чтобы она не проговорилась, но Яна сделала вид, что не поняла, для чего он делает такие выразительные глаза.
– Наш Женя, похоже, вылечился. Сегодня ночью изображал героя-любовника, за что и поплатился. Результат, как видите, на лице.
Хозяйка бюро по трудоустройству густо покраснела:
– Ну что же мы здесь в дверях-то? Пойдемте ко мне в офис…
Пульсерия повела их широким темным коридором к единственному большому окну в конце, которое и давало свет в это помещение. Вентиляция в доме была никакая, кондиционирования конечно же в помине не было, душной волной по всему коридору стоял неприятный затхлый запах. Даже их тела, рассекая воздух, не создавали передвижения воздушных масс.
Офис Пульсерии оказался самым крайним – большая комната, когда-то соединенная из двух комнат. Сразу бросилось в глаза обилие света из огромных окон, их в комнате было целых четыре. После темного коридора свет просто ослеплял, чуть не сбивая с ног. В комнате были четыре стола, старые стеллажи и много домашних цветов. Они росли в горшках разного размера. Цветы в два ряда стояли на подоконниках, на полу, висели на стенах в специальных подставках, занимали пустующие столы и полки.
Кроме цветов, в комнате находилась только Пульсерия. Цветы все были однотипные, простенькие, то есть без цветков и красочно-оригинальных листьев.
– Сколько растений! Просто оранжерея! – протянула Яна. – Ваши?
– Нет… одной девочки… Сначала попросила разрешения принести один цветок, а затем пошло-поехало… Ей они дома надоели, вот она и решила от них избавиться. Теперь уже от них деваться некуда, а выкинуть жалко… Полдня теперь поливать их надо… А они все растут и растут… Хоть бы кто загнулся. Сорняки!
Чувствовалось, у нее накипело. Голос у Пульсерии, несмотря на хлипкую комплекцию и невысокий рост, был достаточно низкий и даже грубоватый.