— Ты еще и руку разбила?
— Здорово грохнулась, — подтвердила Алла, — хорошо лицом в асфальт не угодила.
— Больно тебе, — пожалела я подругу, — вон, даже сквозь пластырь кровь слегка проступила.
— Ерунда, — фыркнула Алла.
— Мама у тебя правда адвокат? — шепнула я, когда Ирина Федоровна отошла за билетами.
— Ага, — кивнула одноклассница, — она очень умная.
Меня разобрало любопытство.
— А папа кто?
Булкина взглянула на Ирину Федоровну, которая стояла в очереди в кассу, и тоже шепотом ответила:
— Следователь. Преступников ловит. Самых опасных. Но я тебе ничего не говорила! Отец запрещает рассказывать, где он служит. Понимаешь теперь, чего я так перепугалась? Если бы нас в отделение замели, папе минус в личном деле поставили бы, очередное звание не дали, премии лишили.
Вдали загудела электричка.
— Девочки, сюда, — скомандовала Ирина Федоровна, — средние вагоны более свободны.
Когда мы вышли из поезда на своей станции, мать Аллочки строго сказала:
— Надеюсь, вы более никогда не станете бить окна в магазинах.
Мы с Булкиной начали оправдываться, клясться, что это случайность, обещали вести себя прилично. Белке я, вернувшись домой, ничего не рассказала, сразу легла спать.
Но мирно полежать в постели до утра не удалось, меня разбудила бабушка.
— Спустись в гостиную, — попросила она. — Пришла Анна Ивановна, мама Тани Морозовой. Девочки до сих пор нет дома.
Забыв накинуть халат, я прямо в ночнушке побежала на первый этаж. Там на меня налетела с вопросами заплаканная Морозова:
— Где Таня?
— Не знаю, — растерялась я. — Когда мы с Аллой пошли за мороженым, она плавала в озере.
— Дочка утонула! — посерела Анна Ивановна. — Когда вы вернулись из лавки, видели Таню? Почему вы уехали домой без нее?
Я, сообразив, что придется сказать правду о происшествии в магазине, молчала.
— Ну-ка, докладывай, чем вы занимались! — потребовала Белка, когда Анна Ивановна убежала.
Лучше не говорить, как мне досталось от бабушки. Впервые в жизни она кричала, а я рыдала. Но потом мы помирились. Белка обняла меня со словами:
— Ну, прости, не сдержалась. Люблю тебя, хочу, чтобы ты получила высшее образование, и знаю: глупость, совершенная в юности, может испортить всю жизнь. А если б торговка и в самом деле обратилась в милицию? Представь, твое имя навсегда осталось бы в базе, и при любой проверке выскакивало бы сообщение: «Козлова имеет привод за хулиганство». Захочешь устроиться на престижную работу, а тебя не возьмут.
Я опять захлебнулась слезами, начала клясться, что никогда-никогда больше не попаду в идиотскую ситуацию, а если это все же случится, не стану пытаться исправить ее собственными силами, а сразу сообщу Белке. В кровать я отправилась в пять утра. Легла под одеяло и, подумав: «Хорошо, что все закончилось», провалилась в сон.
Как же я ошибалась! Все только начиналось.
Тело Тани нашли через две недели. Озеро оказалось глубоким, и сначала в нем ничего не обнаружили. Но родители Морозовой наняли каких-то особых водолазов, и те заметили подводную пещеру, куда попал труп. Нас с Аллой вызвали на допрос, мы в один голос рассказали о походе за мороженым, разбитом стекле и продавщице. При каждом нашем общении со следователем присутствовала Ирина Федоровна. Перед разговором она пришла к нам с Белкой в «Кошмар» и четко проинструктировала, как мне следует себя вести, что на себя надеть, какую прическу сделать. Еще адвокат строго велела:
— Степанида, ни в коем случае нельзя рассказывать про гирю, которую на тебя навесила продавщица.
— Почему? — удивилась я.
Булкина-старшая нахмурилась.
— Запомни, юриста надо слушаться, как Господа Бога. Прикажу: «Молчи», — ты не раскрываешь рта. Скажу: «Рассказывай про то, что ела на завтрак», — начинай вещать. Спорить и задавать мне вопросы во время допроса категорически запрещается. Теперь насчет гири. Следователь подозревает вас с Аллочкой в убийстве Татьяны.
Я испугалась донельзя.
— Но мы ничего плохого не делали! Ушли за мороженым, а Танюша плавала!
— Вот-вот, — закивала Ирина Федоровна. — Но никаких свидетелей, способных подтвердить ваши слова, кроме продавщицы, нет. Тетка на вас с Аллой посмотрит и скажет следователю: «Девчонки хулиганили в магазине, разбили окно. Одну я задержала, вторая уехала за деньгами». И вас отпустят, потому что станет ясно: когда Морозова тонула, вы ругались с продавщицей. Это называется алиби. В убогом мини-маркете никого, кроме вас, не было, баба за прилавком единственная может подтвердить факт вашего нахождения там. Понимаешь? Единственная! Если она узнает, что ты разболтала про цепь, замок и гирю, то испугается, что ее обвинят в жестоком обращении с подростком, подумает, что твоя бабушка в суд подаст, потребует денежной компенсации. И, чтобы избежать неприятностей, соврет с самым честным видом: «Девочек я никогда не видела». Вот тогда стартует огромная беда, тебя с Аллой затаскают по кабинетам. В конце концов, конечно, отпустят, но вы не сможете из-за стресса хорошо сдать вступительные экзамены. Наша задача — выйти из приключения без ранений. Поэтому ты должна молчать про гирю. Ох, чуть не забыла! Еще крохотный нюансик: не надо сообщать следователю, что Алла возвращалась к озеру за кошельком, а ты ее ждала.
— Почему? — не поняла я. — А если он спросит? Надо же правду говорить.
— Солгать и умолчать о чем-то — это разные вещи, — улыбнулась адвокат. — Ну а теперь подумай: Аллочка убежала, а ты в одиночестве собираешь землянику. И кто подтвердит твое алиби? Знаешь, что подумает следователь? «С Козловой минут сорок никого не было. Она могла сноситься на озеро и утопить Таню».
— Я не трогала Морозову! — заплакала я.
Ирина Федоровна погладила меня по голове.
— Конечно. Но следователь может решить иначе. Если же ты скажешь, что ни на секунду не расставались с Аллой, то она подтвердит твое алиби. Дочка согласна ради тебя промолчать про забытые деньги. А как поступишь ты?
— Как вы велели, — прошептала я.
— Умница, — заулыбалась Булкина. — Запомни: на все вопросы следователя ты отвечаешь лишь после того, как я разрешу.
Я была перепугана насмерть и согласна на все. Про цепь с замком и возвращение Аллы за кошельком следователь не узнал. Продавщица подтвердила наше алиби, никаких особых вопросов ко мне не возникло.
На сороковой день после смерти дочери Анна Ивановна поймала меня на платформе, когда я выходила из электрички. Увидев мать Тани, я смутилась, но делать нечего, пришлось с ней поздороваться.
— И тебе доброго дня, Степанида, — процедила Морозова. — Из Москвы возвращаешься?