— Я еле сдерживаюсь, чтобы не ударить вас, О'Каллаган. Поэтому будет лучше, если я уйду.
— Проваливайте. Чем вы недовольны? Не горите желанием на ней жениться? Существует другой выход. Дело нетрудное — у меня все получилось очень легко.
— Свинья! — взревел Джон Филиппс. — Боже… — Он осекся, его губы дрожали, но он взял себя в руки и заговорил спокойнее: — Держитесь от меня подальше. Предупреждаю: если представится возможность, я без колебания вас раздавлю.
Что-то в лице О'Каллагана заставило его прервать угрозы. Министр внутренних дел смотрел поверх него на дверь.
— Извините, сэр, — тихо проговорил Нэш и пересек комнату с подносом, на котором стояли бокалы и графин. Бесшумно поставив поднос, он сделал шаг к двери. — Будут еще приказания?
— Сэр Джон Филиппс нас покидает. Проводите его.
— Слушаюсь, сэр.
Врач круто повернулся и молча вышел из комнаты.
— Доброй ночи, Нэш, — произнес О'Каллаган.
— Доброй ночи, сэр, — тихо ответил дворецкий и, последовав за Филиппсом, закрыл за собой дверь.
Министр резко вскрикнул от боли, спотыкаясь, подошел к креслу и, опершись на подлокотник, согнулся пополам. Минуту или две он не мог пошевелиться, затем сел и налил себе виски. Его взгляд упал на порошки, которые принесла Рут. Дрожащей рукой он высыпал один из них в виски и проглотил вместе со спиртным.
Четверг, одиннадцатое. После полудня
Министр внутренних дел немного помедлил и обвел взглядом зал. Море жутких, расплывающихся лиц. Они играли с ним все ту же шутку: сливались, как клетки под микроскопом, — затем одно из лиц выделялось, становилось четким и глядело на него. «Я осилю, — подумал он. — Всего один параграф». И поднял лист. Текст свивался и скручивался, словно в водовороте. О'Каллаган услышал собственный голос. Он, должно быть, выступал.
— В свете беспрецедентной пропаганды…
Они слишком шумят.
— Господин председатель…
Он поднял голову. А вот этого делать не следовало. Море лиц дрогнуло и быстро-быстро завертелось. Слабый голос, наверное, где-то на самой галерке произнес:
— Ему плохо…
Он не почувствовал, как повалился на стоящий перед ним стол. Не услышал выкрика с задних скамей: «Тебя сейчас так прихватит, что и думать забудешь про свой проклятый закон!»
— Кто его врач?
— Доктор Джон Филиппс. Они старинные приятели.
— Филиппс? Тот, что владеет частной клиникой на Брук-стрит?
— Понятия не имею.
— Надо позвонить леди О'Каллаган.
— Если хотите, я позвоню. Я с ней знаком.
— Он приходит в себя?
— Нет. Тилотли пошел вызывать «Скорую помощь».
— Тилотли здесь. Вы вызвали «Скорую помощь»?
— Врачи едут. Куда вы собираетесь его отправить?
— Кутберт позвонит его жене.
— Господи, он выглядит совсем плохо.
— Вы слышали, как тот тип крикнул с задних рядов?
— Да. Кто он такой?
— Не знаю. Послушайте, вы считаете, в этом есть нечто подозрительное?
— Вздор!
— Здесь доктор Уэндовер. Я и не знал, что он в парламенте.
Все отступили от О'Каллагана. Сквозь толпу протиснулся коренастый мужчина небольшого роста — коммунист от севера Англии — и опустился на колени.
— Откройте, пожалуйста, окна, — попросил он и расстегнул на О'Каллагане одежду.
Публика благоговейно следила за его действиями. Через пару минут врач обвел взглядом сгрудившихся вокруг него людей.
— Кто его лечащий врач? — спросил он.
— Кутберт считает, что сэр Джон Филиппс.
— Филиппс хирург. А это как раз случай для хирурга.
— В чем дело, доктор Уэндовер?
— Похоже на острый аппендицит. Нельзя терять времени. Необходимо позвонить в частную клинику на Брук-стрит. Жену ждать не будем.
Кто-то крикнул от двери:
— Приехали врачи «Скорой помощи».
— Отлично. Больной здесь.
Появились двое мужчин с носилками. Министра погрузили на них, накрыли и вынесли из палаты. Вбежал Кутберт и произнес:
— Точно, это Филиппс. Жена О'Каллагана хочет, чтобы мужа доставили в его клинику.
— Его туда и повезут, — отозвался доктор Уэндовер и удалился вслед за врачами «Скорой помощи».
О'Каллаган пытался прийти в себя и немного успокоиться. Поблизости возникло лицо жены, затем растворилось. Рядом раздавались стоны. Кто-то лежал с ним в кровати и стонал.
— Боль совсем нестерпима? — прозвучал голос.
— Да.
— Врач скоро придет и что-нибудь даст, чтобы снять боль.
О'Каллаган сообразил, что стонавшим человеком был он сам. Лицо Сесиль приблизилось.
— Доктор идет, Дерек.
Он закрыл глаза, давая понять, что расслышал.
— Бедолага Дерри, несчастный старина.
— Я оставлю вас с ним на минуту, леди О'Каллаган. Если что-нибудь потребуется, позвоните. Мне кажется, я слышу голос сэра Джона. — И дверь закрылась.
— Боль очень сильная, — четко проговорил О'Каллаган.
Две женщины переглянулись. Леди О'Каллаган пододвинула стул к кровати и села.
— Ждать недолго, Дерек, — сдержанно сказала она. — Дело в твоем аппендиксе.
— Ох!
Рут что-то прошептала.
— Что говорит Рут?
— Не имеет значения. Это всего-навсего старая глупая Рут.
О'Каллаган что-то пробормотал, закрыл глаза и как будто уснул.
— Сесиль, дорогая, я знаю, вам мои фантазии кажутся смешными, но все-таки послушайте. Как только я узнала о Дерри, сразу направилась к Гарольду Сейджу. Это тот замечательный молодой фармацевт, о котором я вам рассказывала. Я объяснила, в чем дело, и он дал мне средство, которое, по его словам, немедленно снимет боль и не причинит никакого вреда. Его собственное изобретение. Пройдет несколько месяцев, и его станут применять во всех больницах.
Рут принялась рыться в сумке.
— Предложите, если вам угодно, сэру Джону, — посоветовала Сесиль. — Без его квалифицированного разрешения предпринимать ничего нельзя.
— Доктора такие твердолобые, уж мне ли этого не знать. Гарольд мне такое рассказал…
— Вы как будто крепко подружились с этим молодым человеком.
— Он меня чрезвычайно заинтересовал, Сесиль.