Холмс потерял счет минутам. Долго ли он пролежал во дворе у порога своей темницы? Жив ли наглотавшийся угарного газа надзиратель? С трудом приподнявшись, мой друг увидел, что дверь захлопнулась. Он встал и подергал за ручку: замок остался незапертым. Прикрыв рот и нос влажной наволочкой, детектив шагнул в темноту. Следом за ним в камеру проникла струя свежего воздуха. Небо светлело, и в сумраке неясно проступали контуры предметов.
Холмс обнаружил Креллина на том же месте. Он простерся в прямоугольнике лунного света лицом вниз. Сыщик осмотрел бездыханное тело. Похоже, с этим бандитом покончено. Его голова с полузакрытыми глазами была вывернута вбок, точно у идиота, и, когда Холмс приподнял ему веки, на него уставились неподвижные расширенные зрачки. «Судебную токсикологию» Диксона Манна мой друг знал не хуже, чем любой образованный житель Великобритании — словарь английского языка. Даже при тусклом освещении на щеках Креллина угадывался яркий румянец, а на губах блестела влага. Очевидно, на них выступила пена, после того как прекратилось дыхание. Даже не щупая пульса, детектив понял, что Креллин был мертв как камень, прежде чем ему, Холмсу, удалось выбраться во двор.
В той части камеры, которая была ближе к открытой двери, воздух очистился, однако в противоположном конце помещения по-прежнему вяло клубился водяной газ, заполняя открытое пространство и пробираясь в складки материи. Холмс выглянул наружу, сделал глубокий резкий вдох и, напрягши мышцы больного горла, перекрыл летучей отраве доступ в легкие. Затем вернулся и подтащил тело к кровати. Собрав остатки сил, он взвалил Креллина на свою постель и укрыл одеялом. Потом снова вышел во двор и запер за собою дверь.
Из погасших рожков продолжал сочиться угар. Макайвер был предупрежден о том, что в камеру нельзя входить первым, а к появлению остальных тюремщиков Холмс подготовился как следует. Каждое утро, на рассвете, они наносили узнику визит и обязательно брали с собой фонари — в глубокий колодец тюремного двора с трудом проникали солнечные лучи, поэтому здесь царил полумрак даже спустя несколько часов после восхода. Взрыв, вызванный возгоранием газа от пламени светильников, мог до полной неузнаваемости изуродовать труп, лежащий на кровати, а также тела вошедших. Врагам останется лишь гадать, был ли их пленник среди погибших. Сам Холмс тоже не сразу узнает, кто из преступников сгинул в огненной стихии. Для пущей убедительности он надел Креллину на лодыжку браслет, чтобы караульные, посветив в дверное оконце, к своему удовлетворению, увидели: никуда их узник не делся; вот он лежит, укрытый одеялом; его темноволосая голова покоится на подушке, а нога надежно прикована цепью к стене.
Город окутывала серая предрассветная дымка. Через полчаса восточный край весеннего неба вспыхнет расплавленным золотом, и восход расчертит улицы длинными тенями. Шерлок Холмс стоял в холодном тумане возле запертой двери. Если ему не удастся перебраться через мрачные стены Ньюгейта, то, несмотря на всю проявленную им доселе находчивость, он будет схвачен и убит прежде, чем в миле отсюда заблестит на солнце крест собора Святого Павла. На сыщике были темные брюки, белая рубашка и носки. Ботинки, связанные шнурками, висели у него на шее. Сейчас ему предстояло на собственном опыте проверить правдивость рассказа старого Генри Уильямса.
Напротив чернел узкий приземистый сарай, внутри его был виден эшафот с торчащей над ним виселицей. С трех сторон над пленником нависали мертвенно-гладкие стены. Казалось, они задевают бледное облако, которое плыло в тающем лунном свете. Корпус висельников с тремя рядами зарешеченных окон замыкал двор с четвертой стороны. Крыша сооружения была на двенадцать футов ниже ограды, но Холмс повернулся к нему спиной: по верху фасада тянулась металлическая сетка, слишком хрупкая, чтобы выдержать вес человеческого тела. Она служила ловушкой для беглецов. Если верить Генри Уильямсу, на свободу вел только один путь.
Холмс окинул взглядом голую гладкую стену и, прикоснувшись к ней, ощутил под ладонью леденящий отполированный камень. Бесполезно искать в нем щели, куда можно было бы просунуть ступню или пальцы рук. Плиты так спрессовались под собственной тяжестью, что в зазоры между ними не протиснулся бы и ноготь, даже если бы строители забыли положить раствор.
Тюремная премудрость была известна Холмсу, как никому другому. Изученные им «Ньюгейтские хроники» повествовали о смельчаках, которые рискнули жизнью и проиграли. Они понадеялись на свою силу да на подошвы, подбитые гвоздями. Парочке молодцов удалось вскарабкаться на несколько ярдов, но тот и другой сорвались и упали на брусчатку плаца. Несчастных поймали и повесили в назначенный срок.
На высокой перекладине в углу двора был закреплен металлический бак для воды. От него по каменной кладке сбегала ржавая дорожка — след от струйки, которая время от времени текла из переполненной емкости. Выше, чуть в стороне, висела обмотанная колючей проволокой деревянная балка. Такие заграждения тянулись вдоль каждой из трех стен. Человек, ухватившись за острые шипы, неминуемо должен был разжать руки и грянуться оземь. Тюремное начальство пребывало в полной уверенности, что никто из заключенных не способен взобраться по скользким стенам и тем более преодолеть страшный барьер из колючей проволоки. Если и найдется такой ловкач, то он застрянет на головокружительной высоте и уже не сумеет ни подняться, ни спуститься самостоятельно.
Люди Милвертона решили не лишать моего друга прогулки по ньюгейтской территории, а себя — удовольствия полюбоваться на пленника, осознавшего весь ужас своего положения. Поэтому по пути в камеру из «зала суда» Холмс успел украдкой осмотреть укрепления Ньюгейта. Конвойные были бы счастливы, если бы он потерял самообладание и взмолился о пощаде, но он не доставил им этого развлечения.
Впрочем, великий сыщик тоже не всегда проявлял снисходительность по отношению к другим. Теперь же от него требовалась безжалостность к самому себе. Он должен был отринуть страх и повторить путь, некогда проделанный простым трубочистом. Встав в углу двора под пустым водяным баком, Холмс снова дотронулся до камня. Строители непостижимым образом подняли такой крупный и тяжелый предмет, как металлическая емкость, на большую высоту и закрепили его без каких-либо опор, которые нарушили бы кладку. Никаких ступеней или впадин для ног и рук в стене, разумеется, не было. Но Генри Уильямс научил Холмса одной уловке — оказывается, используя малейшие неровности на вертикальной поверхности, можно удержаться на весу, если давить на ступни и ладони тяжестью собственного тела.
Невзирая на утренний холод, мой друг, босой, как акробат или подмастерье трубочиста, стоял перед стеной, которую собирался штурмовать. Даже Уильямс не владел искусством лазания по трубам и бегства из темницы так уверенно, как Холмс, его последний ученик. По словам старика, нужно было примоститься в углу и ползти вверх, по-крабьи перебирая руками, а ногами упираясь в стену. Перед смертью Уильямс успел похвастаться, что таким манером он однажды выбрался из огромной фабричной трубы. «Только вот чулки и туфли надобно снять, — предостерег он. — Кто полезет неразутым, свалится, как пить дать». Заинтересованный Холмс незамедлительно опробовал способ на практике, и у него неплохо получилось. Сейчас эта сноровка ему весьма пригодилась. Он нащупал за спиной несколько камней, поцарапанных или выщербленных при водопроводных работах. Холмс прислонился к холодной стене и приготовился подвергнуть премудрость старого трубочиста решающей проверке.