— Вы знаете, где сейчас эти люди?
— Там же, где и Балинкур, насколько я понимаю, — небрежно ответил Холмс. — Не думаю, что вы и о них когда-нибудь услышите.
— А «Тайная история Франции времен Третьей республики»? — не сдавался Амар.
— Ах, — с притворным сожалением вздохнул мой друг. — Она никому не причинит вреда. Увы, я не уполномочен предъявлять ее суду.
— Вас заставят ее предъявить! — воскликнул Амар.
Холмс неизменно шел навстречу бедным, несчастным, отчаявшимся людям, но никогда не поддавался угрозам.
— Эти бумаги, мсье, крайне важны для безопасности моего клиента. Даю вам слово: никто, кроме меня, их не читал. После того как мадам Стенель оправдают, в чем не может быть сомнений после представленных мной доказательств, готов поклясться, что эти документы никогда не нарушат спокойствие в мире. Если же после всего сказанного в этом кабинете ее все-таки осудят или, хуже того, отправят на гильотину, я сделаю все от меня зависящее, чтобы каждое слово из рукописи попало на страницы ведущих газет каждой европейской столицы.
Гюстав Амар вышел в коридор, и было слышно, как он громким голосом отдавал распоряжения подчиненным. Наутро на другой стороне бульвара дю Пале заседание по делу мадам Стенель отложили на более поздний срок. А уже через два дня стали известны результаты процесса. Вердикт был вынесен после полуночи 14 ноября 1909 года. Когда председатель мсье де Валль обращался к вершителям закона с обычным в таких случаях напутствием, в его голосе звучало странное беспокойство. Прежде он так не волновался. Суд удалился, а затем вернулся в ярко освещенный зал, чтобы снять с Маргерит Стенель все обвинения.
Эта история изменила мнение профессора Альфонса Бертильона о дактилоскопии. За два дня, оставшиеся до нашего отъезда из Парижа, он невероятно сблизился с Холмсом. Теперь они вспоминали свои прежние разногласия как веселое недоразумение и наперебой уверяли, что на самом деле никогда жестко не высказывались друг о друге, может быть, обмолвились случайно и были превратно поняты.
Мы вернулись в Лондон ночным паромом и прибыли с вокзала Чаринг-Кросс на Бейкер-стрит к обеду. Вечером, наблюдая, как Холмс проводит очередной опыт на покрытом пятнами столе, я решил обсудить события последних дней.
— Если вы правы в отношении Балинкура, Холмс…
— Я редко ошибаюсь в подобных вопросах, Ватсон, — ответил он, не поднимая головы.
— Этот человек подложил капсулу в склянку, которую мы нашли в Елисейском дворце…
— Несомненно.
Он нахмурился и взял небольшую щетку, чтобы очистить поверхность стола от белого порошка.
— В таком случае вовсе не страсть погубила мсье Фора, хотя, конечно же, она способствовала преступлению.
— Вполне вероятно.
— Балинкур, а может, кто-то другой узнал, что Фор намерен пересмотреть дело Дрейфуса. Это она его убедила.
— Полагаю, да, — пробормотал он, продолжая заниматься своим делом.
— И это действительно была капсула с быстродействующим ядом, спрятанная среди других.
Он обернулся ко мне с раздраженным выражением на лице.
— Надеюсь, вы не станете оспаривать мои выводы. После первого анализа, проведенного в Париже, я еще раз проверил результаты дома. В остальных капсулах находилось гомеопатическое средство кантарис. Его также называют «дьяволини». На самом деле этот препарат вовсе не увеличивает сексуальные возможности, не говоря уже о вреде, какой он приносит здоровью. Если эта капсула на что-то и влияет, то лишь на сознание человека.
Холмс вернулся к прерванному опыту.
— Значит, мы в конце концов доказали! — воскликнул я.
— Что именно, мой дорогой друг?
— Что президента Франции убили люди, опасавшиеся оправдания Дрейфуса!
— О да, — сказал детектив, как будто это была самая очевидная вещь на свете. — Ничего иного я и не предполагал. Однако вам не стоит упоминать об этом в своих замечательных рассказах, Ватсон. Давайте отложим этот разговор до завтра. Ваше творчество — тема, которая требует особого внимания.
Он достал из саквояжа тяжелый сверток и раскрыл его. Пачка подписанных конвертов рассыпалась по столу.
— Я должен сдержать свое обещание Гюставу Амару, — объяснил Холмс. — Мадам Стенель согласилась передать мне эти бумаги. Теперь все долги уплачены.
Он поднял со стола несколько конвертов, и я успел прочитать заголовки и адреса, написанные аккуратным почерком: «Генералу Жоржу Буланже», «Полковнику Максу фон Шварцкоппену, Кениггрецштрассе, Берлин», «Размышления о причинах самоубийства полковника Юбера Анри», «Панамская финансовая афера», «Фашодский инцидент», «Суд над полковником Пикаром». Один адрес был выведен черными чернилами: «Майору Фердинанду Вальсену-Эстергази, рю де ла Бьенфезанс, 27, Париж, VIII округ».
Первое письмо загорелось, и пламя в камине вспыхнуло ярче. Холмс обернулся, чтобы взять следующее, но уронил его. Плавно кружась, на пол полетел бланк итальянского посольства на рю де Варенн — приглашение на обед от полковника Паницарди на имя Шварцкоппена. Холмс подобрал листок и бросил в огонь. Через полчаса «Тайная история Франции времен Третьей республики» обратилась в пепел, а дым развеялся в морозном звездном небе над трубами Бейкер-стрит.
I
Рассказом «Последнее дело Холмса» заканчивается моя книга «Записки о Шерлоке Холмсе». Теперь читатели смогут узнать как предысторию смертельной схватки у Рейхенбахского водопада, так и эпилог, действие в котором происходит двадцать лет спустя. С него я и начну.
Шерлоку Холмсу не удалось своими глазами увидеть, как свершилось правосудие 1 февраля 1911 года. Его участие в этом деле оборвал поединок у Рейхенбахского водопада, и мой друг решил больше не привлекать к себе внимания. Заседание состоялось в лондонском Королевском суде, в большом зале, обшитом дубовыми резными панелями в готическом стиле, украшенном темно-зелеными портьерами и барельефом с королевским гербом на стене. Даже если бы Холмс захотел присутствовать на процессе над Эдвардом Майлиусом, то все равно не смог бы этого сделать, поскольку был занят другим расследованием. Детектив пользовался полным доверием лорда Стэмфордхема и всего английского двора, обеспокоенного в тот момент необходимостью вернуть любовные письма покойного Эдуарда VII. Король, еще будучи принцем Уэльским, писал их леди Дейзи, графине Уорвик. Это были весьма деликатные и долгие переговоры, но мой друг преуспел в них и предотвратил еще один скандал с участием титулованных особ.
Заседание по делу Майлиуса вел сам верховный судья лорд Альверстоун в парике и алой мантии. Ниже сидел королевский прокурор сэр Руфус Айзекс. Позади него — министр внутренних дел мистер Уинстон Черчилль вместе с сэром Джоном Саймоном, заместителем министра юстиции, а в недалеком будущем — лорд-канцлером. В галерее суда расположились миссис Черчилль и несколько других леди. Я занял скромное место среди немногочисленных зрителей. Правительство сделало все возможное, чтобы о происходящем узнало как можно меньше народа. Никакого обвинительного заключения зачитано не было. Обвинение представлял королевский прокурор, чей высокий пост позволял обходиться без предварительных процедур.