После смерти Кэрью мисс Мэри Джейкоб пришлось бежать из его дома, поскольку девушку обвинили в отравлении отвергшего ее любовника. Его самочувствие действительно значительно ухудшилось. Недомогание мучило Кэрью около двух недель, а в последние сутки наступило резкое обострение. Больной впал в беспамятство, и 22 октября его перевезли в военно-морской госпиталь, где он через несколько часов скончался.
Следствие установило, что Кэрью умер от отравления мышьяком. Каковы могли быть мотивы убийства? Миссис Кэрью пользовалась полной свободой в семейной жизни и привыкла поступать так, как ей заблагорассудится. У нее не было причин убивать мужа. А вот у Мэри Джейкоб появились основания для мести, когда она поняла, что любовник не только бросил ее, но вдобавок заразил ужасной болезнью.
Врачи заподозрили неладное, когда было уже слишком поздно. В последние два дня они запретили родным и знакомым близко подходить к больному. Возле него поочередно дежурили две надежные медсестры, которым приказали не оставлять пациента без присмотра ни на минуту. Тем не менее вечером перед кончиной Кэрью сиделка все же ненадолго отлучилась, заперев предварительно дверь. В это время две служанки заметили в комнате Мэри Джейкоб, которая стояла перед аптечным шкафчиком. У нее вполне мог сохраниться с лучших времен ключ от этой спальни, а может, она сделала с него слепок. На следующий день мистер Кэрью скончался от смертельной дозы мышьяка, равной содержимому целого флакона фаулерова раствора [42] . Позже в доме обнаружили три пустые склянки от этого лекарства. Лишь мисс Джейкоб имела явные причины и возможность отравить Кэрью.
— И что самое неприятное, мистер Холмс, — добавил доктор Джейкоб, — уже после смерти Кэрью моя сестра заходила в аптеку и просила вернуть ей заявку на последнюю порцию лекарства. Понимаете, она сама написала ее, но клянется, что сделала это по просьбе больного.
Неприятное — мягко сказано. Если чего-то и не хватало для того, чтобы затянуть петлю на шее мисс Джейкоб, то именно этой просьбы и этого документа. Однако Холмс сохранял невозмутимый вид. Он спросил нашего посетителя, не знает ли тот, как вел себя Кэрью перед кончиной.
Джейкоб ответил, что его встревожила одна фраза умирающего. Свидетели слышали, как он закашлялся и отказался от лекарства, хотя боль разъедала его внутренности. «Я принял сегодня внутрь целую аптеку, — сказал он. — Не хочу больше никаких лекарств, дайте бренди с содовой».
Этот стакан был последним, что выпил в своей жизни бедняга, поскольку убийца, вероятно, вылил туда полный флакон фаулерова раствора. Утром Кэрью так мучился, что пришлось сделать ему инъекцию морфия и дать таблетку с кокаином. Больной был очень плох. В бреду он уверял, что под кожей у него ползают червяки и причиняют ему безумную боль. Еще он повторял имя Мэри Джейкоб, вспоминал о ее ночном посещении, даже называл ангелом, поднесшим ему бренди. Если бы мисс Джейкоб не видели служанки, эти слова легко объяснялись бы помраченным состоянием Кэрью, в котором он мог любого появившегося в комнате принять за свою любовницу.
— Нет никакого сомнения в том, что моя сестра купила у аптекаря фаулеров раствор, мистер Холмс, — вздохнул доктор Джейкоб. — Но она клянется, что Кэрью сам ее просил об этом. Теперь он мертв и не сможет подтвердить ее слова. Все говорят, что именно она подлила средство в бренди или содовую, которые больной продолжал пить, несмотря на разрушенную печень. Мышьяка в этом крохотном, всего на одну унцию, флаконе содержалось в два раза больше смертельной дозы. Свидетели в один голос повторяют, что вокруг Мэри последние дни витал легкий аромат лаванды. Но она не растет в Йокогаме, мистер Холмс.
— Действительно не растет, — нахмурив брови, тихо сказал мой друг.
— Зато всем известно, что фаулеров раствор ароматизируют лавандой, чтобы сделать запах более приятным. Доктор Ватсон подтвердит.
Я не успел вступить в разговор, Холмс опередил меня:
— Знаю, доктор Джейкоб. Я работал с этим препаратом.
Наш посетитель рассказал еще более печальные новости. Выяснилось, что Мэри Джейкоб имела привычку подбирать выброшенные в мусорную корзину письма своих нанимателей, в особенности миссис Кэрью. Она передавала их на хранение подруге Эльзе Кристоффель, также работавшей гувернанткой в Йокогаме. Позже один из свидетелей заявил, что Мэри Джейкоб упражнялась в подделывании подписи миссис Кэрью на бумаге, где также были проставлены инициалы «Э. Л.». На самом деле мисс Джейкоб сама показала ему листок, чтобы похвастаться своим искусством.
Глупая девушка словно стремилась любой ценой угодить на виселицу. В доме покойного нашли письма, подписанные некой Энни Люк — либо ее полным именем, либо его начальными буквами. Она была любовницей мистера Кэрью, судя по содержанию посланий. В последнем из них, адресованном семейному адвокату, мистеру Джону Фредерику Лоудеру, были переданы все подробности отравления мистера Кэрью. Несмотря на подпись Энни Люк, все сходились во мнении, что письмо написано рукой Мэри Джейкоб.
Теперь сестра доктора Джейкоба обвиняется в убийстве и должна предстать перед судом британского консульства в Йокогаме. Порядки там совсем другие, чем в Англии. Кого бы ни выбрали в присяжные из нескольких сот жителей далекой колонии, они наверняка окажутся знакомы и с семьей Кэрью, и с Мэри Джейкоб. И заранее, еще до начала слушания, будут уверены, что преступление совершила она. Мисс Джейкоб содержится в гарнизонной тюрьме военно-морской базы в Йокогаме и там же будет повешена, если ее признают виновной. По всей вероятности, так и случится.
— Как ужасно, мистер Холмс, — еле слышно прошептал доктор Джейкоб. — Она останется совсем одна, без поддержки на этом странном суде. Разве это справедливость?
— Это закон, — спокойно возразил Холмс, отложив трубку в сторону. — Справедлив он или нет, но с ним приходится считаться, доктор Джейкоб. По соглашению с Японией, заключенному в тысяча восемьсот пятьдесят восьмом году, Великобритания сохраняет под своей юрисдикцией граждан, проживающих в пяти открытых портах. Им запрещено уезжать на расстояние более пяти миль от колонии, но если преступление произошло в пределах этой территории, то разбирает дело, осуждает или оправдывает именно такой консульский суд. Приговор по обвинению в убийстве также исполняется на месте, британскими офицерами, проходящими службу в Японии.
— Но это бесчеловечно! — воскликнул доктор Джейкоб. — Неужели ее нельзя отправить в Англию?
— Закон этого не предусматривает, — тем же ровным голосом заявил Холмс. — Суд по обвинению в убийстве проходит там же, где произошло преступление.
— Как можно проводить подобный суд? — в отчаянии переспросил бедный доктор. — Как можно выбрать беспристрастных присяжных в таком небольшом поселении, как Йокогама, где все знакомы друг с другом? Они там все уже решили, что она виновна. Боюсь, присяжные охотнее прислушаются к свидетелям со стороны семьи Кэрью, чем к словам развратной и мстительной гувернантки. Прошу прощения, мистер Холмс, но именно так ее и будут называть!