Девушка ошеломленно посмотрела на Холмса, словно он только что отвесил ей пощечину.
— Во-первых, — спокойно продолжил мой друг, — вы купили мышьяк в аптеке Маруя в Йокогаме в таком количестве, которым можно было отравить троих человек.
— Меня попросили купить это лекарство.
— Именно в аптеке Маруя?
— Нет, в любом месте, где оно продается.
— Мисс Джейкоб, по словам многих свидетелей, этот яд купили вы, но никто не подтвердил, что вас попросили это сделать.
— Я даже не знала, что это за лекарство!
— Предположим, — согласился Холмс. — Но заявка была написана вашей рукой.
— Я понятия не имела, что это за фаулеров раствор. Просто записала то, что мистер Кэрью мне продиктовал.
— Но когда он умер, вы зашли в аптеку и попросили вернуть вашу заявку. Зачем было так поступать, если вы невиновны?
— Я испугалась! — едва не сорвалась на крик девушка.
— Естественно, — спокойно произнес Холмс. — К тому же у виновного намного больше причин для страха. Невинного человека может спасти правда, преступника — никогда.
Временами я представлял, какой успех ожидает моего друга после выступления в суде. Но сейчас меня беспокоило недоверие, сквозящее в его голосе. Устало вздохнув, он перешел к следующему вопросу:
— Во-вторых, свидетели видели, как вы взяли из мусорной корзины обрывки писем миссис Кэрью. Зачем вы это сделали?
— Я думала, что это мои письма.
— Как они могли оказаться вашими?
— Она забирала письма моих родных, — со слезами на глазах ответила молодая гувернантка. — И не позволяла мне прочитать их. За все время, что я у них работала, мне в руки не попался ни один конверт с английским адресом. Я столько раз писала домой, но не получила ни строчки в ответ. Наверное, миссис Кэрью перехватывала и мои письма. А сама сообщала моей семье, как я счастлива здесь, как хорошо все ко мне относятся. Куда уж лучше, мистер Холмс! Она обращалась со мной как с рабыней! Я и подумала, что в корзину выброшено разорванное письмо моей матери.
— Может быть, она просто не писала вам.
— Я не настолько глупа, как вам кажется! — Румянец на ее щеках вспыхнул еще сильнее. — Из Англии приезжал брат миссис Кэрью, даже он говорил, что мать то и дело ходит на почту.
Холмс посмотрел ей прямо в глаза:
— Мне кажется, вам следует объяснить, почему миссис Кэрью перехватывала письма вашей матери.
Слезы мгновенно высохли, и лицо девушки приняло торжествующее выражение.
— Вам не говорили, что миссис Кэрью до замужества жила в Сомерсете возле Гластонбери? А наш дом был в Лэнгпорте, по соседству. Она не знала об этом, когда нанимала меня на службу, потому что я писала ей из Суррея. Я уехала туда к брату, он у меня доктор. Только о нем она и знала. Потом миссис Кэрью испугалась, что я проведаю что-нибудь о ее прошлом, ведь в Англии она вряд ли вела себя лучше, чем здесь. И тогда ее выходки станут известны мистеру Кэрью и всем ее драгоценным друзьям из клуба, с ипподрома и теннисных кортов. Да, я всего лишь служанка. Но моя мать помнит, кем был мой отец. Не то что папаша миссис Кэрью!
— Понятно, — холодно произнес Холмс. — Но зачем было склеивать обрывки письма?
— Чтобы показать мистеру Кэрью, если его жена и дальше будет плохо обращаться со мной. Может быть, тогда бы он понял, что я лучше ее. Пусть бы он увидел, как она обманывает его с мистером Диккинсоном. Раньше он на все закрывал глаза, но в последнее время начал думать о разводе.
— В самом деле? — сказал Холмс чуть заинтересованнее. — В таком случае скажите — зачем вы подделывали почерк миссис Кэрью и ее подпись? А также почерк Энни Люк?
— Энни Люк — это просто имя, которое я услышала от мистера Кэрью. Так звали девушку из Девоншира, с которой он встречался до женитьбы.
— А что насчет миссис Кэрью?
— Я хотела отомстить ей, — призналась несчастная гувернантка. — Он ведь никогда не любил меня, понимаете? А потом я узнала про его дурную болезнь и решила отплатить им обоим той же монетой. Я хотела написать мистеру Диккинсону от имени миссис Кэрью, что она не может больше встречаться с ним из-за риска заразить его. Пусть бы они попробовали после этого показаться на людях в Блаффе!
Холмс откинулся на спинку стула и печально взглянул на нее:
— Боюсь, мисс Джейкоб, что сказанного вами более чем достаточно, чтобы вас обвинили в убийстве.
В глазах девушки мелькнул ужас. Вероятно, она решила, что попалась в ловушку.
— Но вы же не расскажете им? Боже мой! Прошу вас, не говорите ничего!
— Меня наняли не для того, чтобы я исправлял промахи следователей консульского суда, мисс Джейкоб. Я не стану повторять глупую историю, которую вы нам поведали. Однако теперь стало ясно, что вас можно спасти только одним способом: опровергнуть косвенные улики против вас. Позвольте задать вам последний вопрос.
Гувернантка смотрела на Холмса одновременно с сомнением и надеждой.
— Вы были в комнате мистера Кэрью вечером накануне его смерти, приблизительно в половине девятого? — напрямик спросил Холмс. — Подумайте хорошенько, прежде чем ответить. Свидетели утверждают, что видели вас там, когда вы стояли возле аптечного шкафчика.
— Нет! — Это был даже не крик, а скорее вопль отчаяния. — Я была в саду!
— И конечно же, в одиночестве.
— Я читала книгу!
— В темноте?
— Нет, я сидела на веранде, под окном комнаты мистера Кэрью. Там есть скамейка и фонарь. Я люблю сидеть там одна и читать.
Холмс встал, подошел к окну и взял в руки томик, лежавший на подоконнике, — «Роман двух миров» Марии Корелли.
— Книгу наподобие этой?
— Нет, — немного смущенно ответила Мэри Джейкоб. — Эту мне принесли из библиотеки клуба.
Холмс полистал страницы, фыркнул и положил роман на прежнее место.
— Что произошло в то время, когда вы сидели и читали книгу?
— Меня уже спрашивали об этом, — сказала девушка. — Я услышала, как кто-то постучал в окно комнаты мистера Кэрью. Что-то упало на траву. Палка или камень, может быть, кусок штукатурки. Было слишком темно, чтобы разглядеть.
— И что вы делали дальше?
— Кажется, я просто посмотрела наверх.
— А потом?
— Миссис Кэрью, должно быть, тоже услышала шум. Она отодвинула шторы в детской комнате и зажгла лампу, чтобы посмотреть, что случилось. Потом она позвала Рэйчел и вторую девушку.
— Вам известно утверждение миссис Кэрью, будто бы она не видела вас ни в саду, ни где-либо еще и вы появились в детской только спустя пять или десять минут?
— Но я была там! — воскликнула девушка, переводя взгляд с меня на Холмса и обратно так стремительно, что собранные в хвост темные волосы хлестали ее по спине.