Забытые дела Шерлока Холмса | Страница: 75

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Никогда еще Холмс не испытывал подобного разочарования. Криппен любил эту девушку так нежно, что защищал до последнего, даже ценой собственной жизни. Он не пожелал сказать в собственное оправдание ни единого слова, которое могло навредить ей. Место Маршалла Холла занял другой адвокат, от помощи Шерлока Холмса обвиняемый также отказался.

Доктор Криппен отправился на виселицу, но мисс Ли Нив была спасена. В жестяной коробке среди документов по этому делу лежало и его письмо из тюрьмы, написанное в ночь перед исполнением приговора. Чернила выцвели, а бумага пожелтела от времени. Там были такие слова: «В этом прощальном письме, стоя на пороге вечности, я хочу сказать, что Этель Ли Нив любила меня так, как немногие женщины способны любить мужчину, что она абсолютно ни в чем не виновна и я поступил по велению своего сердца…»

Всякий раз, когда Холмс перечитывал эти строки, слезы проступали на его глазах, а голос невольно начинал дрожать. Ни Абеляр и Элоиза, ни Тристан и Изольда, не говоря уже о Ромео и Джульетте, не вызывали у него такого сочувствия, как Хоули Харви Криппен и Этель Ли Нив. По утверждению моего друга, этот человек всегда оставался прежде всего истинным джентльменом. Холмс настоял на том, чтобы посетить осужденного в Пентонвильской тюрьме вечером накануне казни. Он рассказывал мне, что бедняге лишь однажды изменило самообладание, когда ему принесли прощальную телеграмму от девушки. Криппен попросил, чтобы ее письма и фотографию похоронили вместе с ним. Перед смертью он снова заявил, что не имел намерения убить свою жену, в чем Холмс никогда и не сомневался. Доктора приговорили к виселице незаслуженно, но он все же не остался без утешения — ему успели сообщить, что Этель Ли Нив признали невиновной.

Мало кому известно, что Холмс принимал непосредственное участие во многих других громких процессах. Раз за разом он добивался полного успеха, но порой удача отворачивалась от него. Он сотрудничал с Маршаллом Холлом при подготовке к судебному слушанию по еще одному нашумевшему делу, так называемому убийству на ярмутском пляже. Герберт Беннетт в 1900 году был осужден и повешен за убийство своей жены, хотя свидетели подтверждали его алиби. Когда я расспрашивал об этом процессе моего друга, только что вернувшегося из зала суда, он лишь сухо заметил: «Боюсь, Ватсон, что британские присяжные еще не достигли необходимого уровня интеллекта, чтобы предпочесть мои умозаключения доказательствам инспектора Лестрейда».

Как трудно порой бывает отличить победу от поражения! Шерлок Холмс полагал, что потерпел фиаско и в расследовании дела Оскара Слейтера, получившего за убийство мисс Гилкрист смертный приговор, который вскоре заменили на пожизненное заключение. Но в действительности и здесь перевес был на стороне моего друга. Холмс представил четкие доказательства того, что Слейтер не мог совершить то преступление в скромной съемной квартире в Глазго. Кампания в защиту невинно осужденного человека завершилась его освобождением после восемнадцати лет тюрьмы. Как жаль, что из-за упрямого нежелания властей пересмотреть дело Холмс не успел порадоваться восстановлению справедливости.

Ему крайне редко не удавалось добиться оправдания для своего клиента. А если так случалось, то лишь потому, что подзащитный отказывался следовать его советам. Самым известным и упрямым нашим клиентом по праву можно назвать покойного мистера Оскара Уайльда, посетившего нашу обитель на Бейкер-стрит ветреным февральским днем 1895 года.

Следует отметить, что самовлюбленность и невероятное тщеславие драматурга стали настоящим проклятием для Холмса. Оба они привыкли находиться в центре внимания и поэтому с трудом переносили общество друг друга. Однако не думаю, что патологические наклонности мистера Уайльда сильно тревожили Холмса. Мой друг ознакомился с трудами профессора Крафт-Эбинга девятью годами ранее, как только они были изданы в Германии. Также он внес три добавления в более поздние исследования доктора Хэвлока Эллиса и разрешил этому ученому использовать в работе свою анонимно изданную монографию «Механизм психических отклонений».

В начале 1895 года Оскар Уайльд наслаждался невероятной популярностью в театральных кругах, не идущей ни в какое сравнение с его нынешней известностью. Премьера пьесы «Как важно быть серьезным» в театре Сент-Джеймс была восторженно встречена зрителями. «Идеального мужа» по-прежнему представляли в театре «Хеймаркет» едва ли не каждый день. Я был на одном из первых показов этого спектакля и вернулся домой под большим впечатлением. Холмс проводил досуг за своим «химическим» столом, вычисляя разброс в весе обычных разменных монет. Он молчал до тех пор, пока я сам не завел разговор. Надеясь заинтересовать его, я сказал, что никогда еще не испытывал такого прилива эмоций, как на премьере «Идеального мужа».

Детектив, не отрывая взгляда от идеально точных миниатюрных весов, спокойно заметил: «Вот именно, прилив эмоций. Вам следовало бы помнить, Ватсон, что любой прилив имеет свойство широко разливаться, оставаясь мелким по сути».

В таких случаях споры, как правило, бесполезны. Однако после постановки второй пьесы мистера Уайльда у нас состоялась новая дискуссия. Было очевидно, что неприязнь Холмса к нему ничуть не уменьшилась. Прискорбная истина состояла в том, что мой друг, так же как историк сэр Джордж Янг, установил источник многих острот и парадоксов в произведениях знаменитого драматурга. Они принадлежали не самому Оскару Уайльду, а были позаимствованы из остроумных высказываний студентов, вместе с которыми он обучался в Оксфорде десять лет назад.

Это известие ошеломило меня. Известно, что пьесу «Как важно быть серьезным» пришлось сократить на целый акт, чтобы привести в соответствие с обычной продолжительностью спектаклей в театрах Вест-Энда. Майкрофт Холмс рассказал своему брату, что выброшенный кусок текста пестрил крадеными перлами. Среди них было предсмертное высказывание знаменитого профессора Бейллиол-колледжа Бенджамина Джоуита, который много лет назад активно участвовал в теологической войне между верой и сомнением. На вопрос одной своей юной знакомой, верит ли он сам в Создателя, пожилой доктор ответил с доброжелательной улыбкой: «Ах, моя дорогая, вы должны верить в Бога независимо от того, что говорят священники».

Майкрофт Холмс и его товарищи по клубу «Диоген» узнали о том, что мистер Уайльд вложил эту фразу в уста одного из героев — доктора Чезюбла. Они пригрозили автору, что придут на премьеру спектакля и станут кричать «Держи вора!» всякий раз, когда со сцены прозвучит украденная острота. Так или иначе, этот акт вырезали из пьесы, и прилюдно изобличить плагиатора не удалось.

Заимствование чужих изречений вызвало толки, но это было мелочью в сравнении со скандалом, вспыхнувшим по другому поводу. За шумным театральным успехом мало кто слышал о своеобразной дружбе драматурга с сыном маркиза Куинсберри Альфредом Дугласом. Негодование отца, узнавшего о его безумном увлечении, было безграничным. Окружавший мистера Уайльда мир эстетов и зеленых гвоздик вызывал у него яростное отвращение и самые худшие подозрения.

Я был совершенно далек от всего этого до встречи Холмса со знаменитым адвокатом сэром Джорджем Льюисом. Оскар Уайльд обратился к нему с жалобой на клевету со стороны лорда Дугласа, в те времена более известного тем, что он сформулировал новые законы в боксе, получившие название «правила маркиза Куинсберри». Сэр Джордж попал в неловкое положение. Будучи другом мистера Уайльда, он одновременно оказывал услуги адвоката маркизу. Из затруднения был единственный выход: отказ от какого-либо участия в этом деле. Сэр Джордж не мог быть даже неофициальным советником мистера Уайльда. Однако он убедил драматурга проконсультироваться с Шерлоком Холмсом, прежде чем предпринимать какие-либо действия.