– Перекур, – сказал ему Решето и со звоном опустил свою ношу на стол. – Пора восполнить потерю жидкости. И вообще, чего ты дурью маешься? Ты ж танкист, а не спецназовец, с кем ты в танке на кулаках драться-то станешь?
– Салага, – с деланным презрением откликнулся Белый, снимая перчатки, – что ты понимаешь в танках! Вот что, по-твоему, в танке самое главное? Не знаешь? А я тебе скажу. В танке главное – не бздеть!
Андрей невольно фыркнул. Ему едва исполнилось двадцать пять, суровые армейские будни помнились живо и ярко, и он очень хорошо представлял себе, что пришлось бы выслушать человеку, не сумевшему обуздать свой организм и испортившему воздух в закрытой наглухо, тесной стальной коробке.
За спиной у Белого, на стенке слева от заросшего пыльной паутиной окна, висело странное украшение, которое человеку непосвященному могло показаться каким-то непонятным плакатом – средних размеров лист плотной бумаги, грубо размалеванный черно-серо-коричневыми камуфляжными пятнами, с нанесенным белой краской по трафарету номером 107. Справа от стола на полу торчком стояла стреляная снарядная гильза. Над ее краем тонкой струйкой поднимался синеватый дымок, судя по которому, Белый приноровился использовать этот взятый на память сувенир в качестве долгоиграющей пепельницы повышенной вместимости. Медное донышко второй гильзы выглядывало из-под дивана, и, если слегка напрячь зрение, на ободке можно было различить буквы и цифры фабричной маркировки. Цифры были обыкновенные, арабские, а буквы – латинские.
– Зря ты это, – сказал ему Андрей, неодобрительно кивнув в сторону плаката. – Выброси это дерьмо от греха подальше, а еще лучше сожги.
– Да кинься, – легкомысленно отмахнулся Белый, – что ты паришься? На работе тишь да гладь, никакого кипежа. По ходу, они и не заметили, что одна «коробка» дома не ночевала. А скажи, нормально мы это дельце провернули!
– Нормально, – буркнул Решето.
Он действительно считал, что все прошло нормально и даже превосходно, но легкомыслие Белого ему не нравилось, и из-за этого настроение, еще минуту назад спокойное и слегка приподнятое, опять начало стремительно портиться.
Чтобы поправить дело, он вынул из пакета бутылку пива, ударом о край стола сбил крышку, дал стечь на пол хлынувшей из горлышка пене и поднес бутылку к губам. Белый, который уже слегка отдышался, опять закурил и тоже вооружился бутылкой.
Снизу послышался шум подъехавшей машины, негромко скрипнули тормозные колодки. Эти вполне обыкновенные для гаражного кооператива звуки почему-то заставили Решетилова насторожиться и выглянуть в окно. Сквозь густо запыленное стекло он разглядел остановившийся прямо у ворот «штаба» автомобиль – вернее сказать, микроавтобус, грузовую «газель» с глухим цельнометаллическим кузовом и тонированными стеклами кабины. Зрелище, как и сопровождавшие его звуковые эффекты, было самое обыденное. Решето глотнул пива и уже начал отворачиваться от окна, когда дверца «газели» со стороны пассажира отворилась, и оттуда на пыльную землю легко, молодцевато выпрыгнул какой-то сухопарый человек в одежде, покроем и цветом подозрительно напоминавшей обмундирование немецкого пехотинца.
Длинный, похожий на утиный нос козырек кепи скрывал лицо, но одежда, фигура и походка этого типа показались Андрею знакомыми до боли. С замиранием сердца он вспомнил, что не запер дверь, и тут же понял, что это не важно: ну запер бы он ее, забаррикадировал или даже заварил автогеном – ну и что бы это им дало?
Небрежно сунутая на подоконник бутылка опрокинулась и упала вниз, щедро расплескав по грязному полу свое бурно пенящееся, пахучее содержимое. Метнувшись к стене, Решето сорвал и скомкал предательский плакат с белым номером на камуфляжном фоне, а потом на мгновение замер, осознав тщету своих усилий: спрятать фальшивый бортовой номер было некуда, не говоря уже о двух стреляных гильзах от танкового орудия.
Выйдя из ступора, он метнулся к люку, чтобы захлопнуть его и хотя бы ненадолго оттянуть неизбежное. Носок ботинка вдруг за что-то зацепился, и уже в падении Решето понял, что споткнулся о проворно выставленную ногу Белого. В это мгновение он, наконец, все понял и осознал истинную цену крепкой мужской дружбы. Приземлившись на четвереньки, он вскочил и резко обернулся, готовый броситься на предателя, но ведущая наверх лесенка уже скрипела и трещала под чьими-то тяжелыми шагами. В квадратном проеме люка появилась коротко остриженная темноволосая голова с широким, загорелым, будто вырубленным из твердого дерева лицом. За головой показались обтянутые камуфляжной курткой без погон широченные плечи; следом за охранником наверх поднялся «пленный фриц» – тот самый жутковатый тип, что обещал при следующей встрече живьем закопать Андрея Решетилова в землю.
– Сука, – с чувством сказал Белому Андрей.
– Они бы меня убили, – дал абсолютно ненужное объяснение Белый.
Краска отлила от его неизменно розового лица, и теперь по контрасту с белоснежными волосами оно казалось синевато-серым, как у лежалого покойника.
Охранник в камуфляже широко развел руки, молча расталкивая вчерашних закадычных друзей по разным углам.
– На выход, – ровным, бесцветным голосом распорядился «пленный», расправляя и окидывая критическим взором подобранный с пола лист бумаги с бортовым номером сто семь. – Рты на замок и вести себя прилично. Возможность выяснить отношения у вас еще будет. Это я вам, голубчики, твердо гарантирую. Ну, пошли!
– Сука, – не придумав ничего новее и оригинальнее, упавшим голосом повторил Решето и, вяло перебирая внезапно ослабевшими ногами, первым двинулся к люку.
* * *
– Загорел, – одобрительно разглядывая Глеба, констатировал генерал Потапчук, – окреп, обветрился… Настоящий морской волк!
– Послушать вас, Федор Филиппович, – с улыбкой ответил Слепой, – так я вернулся из круиза, в который вы меня отправили исключительно для укрепления здоровья.
– Неважно, зачем я тебя туда отправил, – усмехнулся генерал, – главное, что цель достигнута. Здоровье, по крайней мере, окрепло, это видно невооруженным глазом. Все остальное, надеюсь, тоже в полном порядке.
– Настолько, насколько это вообще возможно. – Глеб включил в сеть электрический чайник и, выставляя на стол все, что необходимо для неторопливого, обстоятельного чаепития, добавил: – Глубина маловата – прямо скажем, не Марианская впадина. Но, с учетом обстановки в акватории Аденского залива, вряд ли кто-то станет затевать там аварийно-спасательные работы – слишком рискованно, кругом полно вооруженных судов. Не миротворцы, так пираты, не пираты, так йеменская береговая охрана, а в трюме, как вы знаете, не жестянки с монпансье… Да и стоимость такой операции чересчур высока, она обойдется едва ли не дороже поднимаемого груза, проще купить это железо еще раз – теперь уже, надеюсь, у другого поставщика.
– Да, арест Пагавы – бонус неожиданный и весьма приятный, – кивнул седеющей головой Потапчук. – Хотя я бы предпочел, чтобы наручники на него надели не арабы, а мы. Мы, по крайней мере, знаем, что это за птица и о чем его следует спрашивать.