Он залпом допил коньяк и потянулся к бутылке, но Марина Игоревна его опередила – ловким движением сдернула бутылку со стола, поколебалась секунду, словно раздумывая, не разбить ли ее о мраморный угол фальшивого камина, а потом глотнула прямо из горлышка, закупорила и сунула в бар.
– Это, по-твоему, повод для благодушия? – язвительно осведомилась она. – Прохлопал сделку на сотни миллионов и пьянствует как ни в чем не бывало! Ему, видите ли, необходим отдых. Он, видите ли, устал! От каких же это трудов праведных ты так утомился – часом, не от кувырканий с секретаршей?
– С каких пор тебя стало волновать, с кем я кувыркаюсь? – пожав плечами, парировал Кулешов. – За собой следи, в твоем министерстве, небось, ни одного лейтенантишки задрипанного не осталось, которого ты до сих пор не объездила.
– А все твой Пагава, – не сочтя нужным как-то отреагировать на прозвучавшее обвинение, продолжала Марина Игоревна. – Я говорила, что этому скользкому типу нельзя доверять!
– Этот скользкий тип – один из крупнейших специалистов в своей области, – сказал Кулешов. – Проколы случаются у всех. Не думаешь же ты, что он выгрузил товар в каком-то другом месте, прикарманил деньги, нарочно утопил корабль и спрятался в йеменской тюрьме!
– А почему бы и нет?
– Потому что его репутация стоит дороже любого груза, – сообщил Сергей Аркадьевич. – Стоит ему кинуть одного клиента, остальные от него отвернутся, и его бизнесу капут. Да еще и властям кто-нибудь капнет. Риск – благородное дело, но это уже не риск, это – самоубийство. Как минимум, деловое. Прошу тебя, успокойся, не кипятись. Хотя бы раз в жизни отнесись к неприятностям по-философски. Что бы мы ни предприняли, сколько бы обидных слов друг другу ни сказали, ничего не изменится: наши жестянки уже не всплывут и до заказчика вплавь, увы, не доберутся. Их нет – считай, что и не было.
– И что ты планируешь делать? – с видимым усилием взяв себя в руки, спросила Марина Игоревна. – Сидеть, сложа руки, и попивать коньячок? Распиливать танки и отправлять на переплавку, честно выполнять госзаказ?
– А что предлагаешь ты – объявить через средства массовой информации тендер на регулярные грузоперевозки в обход таможни? Разместить везде объявление: «Нуждаюсь в услугах опытного специалиста в области контрабанды оружия»? Или по-другому, без посредников: «Продам танки б/у, в хорошем состоянии, возможен опт»… Пойми, такие вопросы с кондачка не решаются, а ошибки в подобного рода делах обходятся очень дорого. Я буду очень рад, если для нас провал этой сделки кончится всего лишь финансовыми потерями.
Марина Игоревна с шумом выпустила на волю набранный в грудь для гневной тирады воздух. Раздражение на ее перекроенном пластическими хирургами лице сменилось озадаченностью и удивлением.
– Что значит «всего лишь»? – настороженно спросила она. – А какие еще потери, кроме финансовых, по-твоему, нам могут угрожать?
– Ты что, действительно не понимаешь? – помолчав, спросил Кулешов.
Вопрос был лишний, риторический. Она действительно не понимала, чем рискует, и даже не допускала мысли, что ей, всесильной помощнице министра обороны, обеими руками гребущей многотысячные откаты и безнаказанно, как своими крепостными, помыкающей генералами, что-то может угрожать. Монолитная, без единой трещинки, броня самомнения покрывала ее с головы до пят, создавая иллюзию полной, окончательной безопасности с пожизненной гарантией от любых невзгод. Перед Сергеем Аркадьевичем стояла самоуверенная горластая дура, убежденная в том, что способность перекричать любого оппонента эквивалентна умственному превосходству над ним.
Этот факт не стал для него открытием, и он уже далеко не впервые подумал, что рано или поздно эта безмозглая стерва в полковничьих звездах доиграется – утонет сама и его за собой утянет.
– Почитай уголовный кодекс, – посоветовал он. – Просто так, для расширения кругозора.
– Сам его читай, – отмахнулась Марина. – Твой «Спецтехремонт» и твои краденые танки меня не касаются.
– Муж и жена – одна сатана, – напомнил Кулешов. – Сама подумай, ведь у себя на службе, когда не полируешь ногти и не разглядываешь глянцевые журналы, ты с утра до вечера занимаешься исключительно коллекционированием тяжких и особо тяжких статей УК. Хочешь со мной поспорить? Не надо, это бесполезно. Кодекс составлял не я, и обсуждать степень своей белизны и пушистости ты, если что, будешь не со мной, а со следователем. Мне этого совсем не хочется, тем более что первым за штаны возьмут именно меня. Но, если гибель корабля и арест Пагавы – не просто стечение несчастливых обстоятельств, моими желаниями интересоваться никто не станет. А тут еще эта катавасия с угнанным «тигром»…
– А я говорила, что ты доиграешься, – снова обретя почву под ногами, взяла привычный сварливый тон Марина Игоревна. – Вот и доигрался! Прожужжал мне все уши своим нытьем: надо быть осторожнее, не надо привлекать к себе внимание… А сам…
– Погоди, – перебил Сергей Аркадьевич, поверх плеча жены внимательно уставившись в телевизор. – Прошу, помолчи минутку.
– Что?! – слегка опешила не привыкшая к такому обращению мадам Кулешова.
Вместо ответа Сергей Аркадьевич лишь прижал палец к губам и нетерпеливо махнул рукой, предлагая отойти в сторону и не заслонять экран. Окончательно растерявшаяся Марина Игоревна машинально выполнила это облеченное в беспрецедентно, самоубийственно грубую форму требование, сделав два шага вправо, в сторону камина, на мраморной полке которого отчетливо тикали старинные бронзовые часы с голыми амурами, психеями и прочими античными бесстыдниками.
– …обвинения в торговле оружием, – отчетливо произнес в наступившей тишине бесстрастный голос диктора. – Более подробный репортаж, включающий в себя интервью с главным героем, смотрите после рекламы. До скорого. Не переключайтесь!
– Это что, о Пагаве? – настороженно спросила Марина Игоревна.
– Откуда мне знать? – пожал плечами Кулешов. – Я же не Юлий Цезарь! Это он, по слухам, умел заниматься несколькими делами одновременно: писать, читать, смотреть телевизор и собачиться с женой…
– Да, – согласилась Марина Игоревна, – ты не Юлий Цезарь, это медицинский факт.
Она сунула в стоящую на камине пепельницу окурок забытой, истлевшей до самого фильтра сигареты и, распахнув бар, вынула оттуда почти ополовиненную мужем бутылку. Донышко с негромким стуком коснулось стеклянной крышки низкого столика; дополнив натюрморт пепельницей и вторым стаканом, мадам Кулешова опустилась в свободное кресло и закурила новую сигарету. Сергей Аркадьевич плеснул из бутылки сначала ей, потом себе, сдержал неразумное желание попросить у жены сигаретку и, потягивая коньяк, стал вместе с ней смотреть по телевизору рекламу жевательной резинки.
Танк заглох, завалившись носом в глубокую рытвину. Водитель бронетранспортера забрал из кузова две канистры с бензином и зашагал к «тигру» через низкую березовую поросль. Жесткие, как проволока, ветки хлестали по камуфляжным штанам и с характерным звуком скребли по жестяным бокам канистр, роняя на землю мелкие, округлые, как монетки, тронутые осенней желтизной листья. Оператор, держа в одной руке цифровую камеру, а в другой – девятимиллиметровый «вальтер Р38» с взведенным курком, заснял крупным планом размозженную ударом кувалды голову Решетилова с выскочившим из орбиты глазным яблоком и касающуюся пальцами приклада карабина мертвую руку, а потом перевел объектив на Белого.