Вроде бы и приятно обнаружить, что у тебя есть взрослая дочь. Но если к этому прибавить, что ты ею все эти годы не занимался, не вспоминал о ней, не давал на ее воспитание денег, а сам теперь ворочаешь сотнями миллионов, то репутация твоя как бизнесмена может пошатнуться. Диваков вовремя сориентировался. Из скандальной истории следовало сделать слезливую мелодраму в стиле телевизионных сериалов – народ такое любит и, самое странное, верит в подобное.
Он приехал к своей бывшей зазнобе Ларисе и предложил ей элементарно откупиться. Григорий приобретает ей квартиру в Москве, дает кое-какие деньги, а она в обмен на это расскажет журналистам историю, похожую на правду. Мол, она сама во всем виновата, не сказала ему, что беременна. Думала, что толку из Григория не получится. А вот потом, спустя долгие годы, узнала его, увидев по телевизору. Поняла, что обездолила дочку, отыскала Дивакова и во всем ему призналась. Сюжет с мамашей журналисты, купленные бизнесменом, уже сняли и выпустили в эфир, написали статью, которую планировалось издать в гламурном журнале. И теперь увидеться с отцом предстояло самой Маше. А чтобы сюжет получился по-настоящему гламурным, девушка должна была приехать к отцу, чтобы встретиться с ним на его яхте в Средиземном море. Так Дивакову посоветовали имиджмейкеры.
И вот теперь Маша стояла, держась двумя руками за ветровое стекло катера. Плавсредство стремительно мчалось, подпрыгивая на волнах. Соленый ветер бил в лицо, трепал распущенные волосы. За штурвалом стоял вышколенный матрос в белоснежной униформе. За спиной у Маши работал телеоператор. Снимал трогательную историю встречи дочки с отцом, которого она никогда прежде не видела.
Глобина щурилась от яркого солнца, вспоминая наставления мамаши. Та перед отъездом учила, что требовать нужно максимально много. Всего не даст, но что-то «лишнее» обломиться может.
– Больше он тебе ничего солидного никогда не предложит. Так, копейками откупаться станет.
Маша понимала, что мать, скорее всего, права. Честно говоря, ей не слишком хотелось видеться с отцом. Поскольку вспоминались и другие слова матери, которые она говорила в сердцах дочери, когда они поругались. Было это еще до появления Дивакова в новом качестве.
«Представляешь, я, дура, все думала, что он на мне женится. Потому и тянула с абортом. А когда поняла, что перетянула, то пришла к нему денег на аборт просить. Он мне их не дал. Дал бы – и тебя б не было. И нужно-то было немного».
Воспоминание было не из лучших. Маше живо представлялось, что на свет она появилась случайно, без особого желания родителей.
Чайки носились над водой, пикировали в пенный след катера, спеша подхватить клювами оглушенную рыбу.
– Маша, повернитесь, пожалуйста, в профиль, – просил оператор. – И волосы придержите, чтобы на глаза не падали. Вот так. Только подбородок чуть поднимите и мечтательно улыбнитесь. Вдаль глядите. Отлично получилось. Вы не на актрису учитесь? Стоит попробовать.
Катер мчался к большой серой моторной яхте, которую Маша, прежде чем увидеть, представляла себе совсем по-другому. Ей казалось, что яхта должна быть непременно деревянная, под парусами. Пусть и не алыми, а белыми. Но теперь они приближались к мрачной серо-стальной громаде. Зеркальные стекла надстройки, вращающаяся антенна радара. Судно скорей напоминало современный военный корабль в миниатюре, чем яхту.
Катер сбросил скорость, подошел к борту яхты, сверху спустили шторм-трап.
– Я взойду первым, – предупредил оператор, взбежал на борт и, заняв позицию, стал снимать.
Маша поднималась медленно, глядела не вперед, а под ноги, боясь оступиться. Пышное белое платье трепетало на ветру. Вот наконец ее нога ступила на палубу. Девушка подняла взгляд. Перед ней, раскрыв объятия, стоял холеный мужчина с цепкими глазками. Казалось, что вместо зрачков у него два острия тонких гвоздиков.
– Доченька, – с широкой неискренней улыбкой произнес он. – Подойди, я обниму тебя.
Оператор, снимая, стал приближаться. Маша нетвердо ступила вперед, Григорий Иванович обнял ее, погладил по волосам.
– Доченька, – еще раз проговорил он, изображая тронутого встречей отца. – Если б я только знал о тебе. Но мама не сказала о тебе ни слова.
Маша не почувствовала никаких чувств. Скорее, испытала даже легкое отвращение. Ей вспомнилось, что точно так же пытался притянуть ее к себе выпивший посетитель кафе. И тон у него был такой же приторный, ненатуральный. Вроде не хотел и обидеть, но лез туда, куда его не просят, – в душу.
Маша напряглась. Григорий Иванович почувствовал это и наконец-то отстранился.
– Дай-ка посмотреть, какая ты у меня. – Он отступил и всплеснул руками. – Какая большая! Дорого бы я дал за то, чтобы можно было все вернуть назад. Я бы тебя в парке за ручку водил. Мороженое бы покупал. – Диваков так вошел в роль обретшего дочь отца, что даже достал носовой платок и промокнул сухие глаза.
– Поворачивайтесь, Маша, поворачивайтесь, – прошептал оператор.
Девушке не хотелось, как дрессированной собачке, исполнять команду. Но и новообретенный отец показывал ей – махал ладонью. Пришлось поворачиваться, словно она была школьницей и демонстрировала на новогоднем карнавале костюм принцессы.
– Хороша, хороша. Пости меня, доченька.
– Извините, Георгий Иванович, – вклинился оператор. – Вы сказали «пости», а надо «прости». Давайте переснимем этот момент.
Пересняли. На этот раз Диваков произнес «прости» подчеркнуто.
– Я понимаю, что виноват перед тобой. Держи, – Диваков протянул ей, предварительно продемонстрировав на камеру, кредитную карточку и связку ключей. – Вот тебе ключи от квартиры в Москве и ключи от машины. Ну и деньги на расходы. Этим, конечно, не отменишь того, что случилось, – Диваков изобразил вздох. – Но теперь мы будем вместе. Мы знаем друг о друге.
Маша взяла подарок, отказываться в ее положении было глупо. Но тут же всплыло в памяти предостережение матери. Папаша оказался предприимчивее своей дочери. Он не дал ей возможности попросить хоть что-то. Дал ровно столько, сколько посчитал нужным.
«Ну и черт с ним, – подумала Маша. – Наверное, и квартирка маленькая, на окраине и машина дешевая».
Вновь встрял оператор:
– Я не хотел бы мешать вашей встрече. А потому давайте я сразу досниму несколько моментов, а потом улетучусь, чтобы вы могли спокойно поговорить.
– Хорошо. К сожалению, доченька, на экране не все так, как в жизни.
– Станьте у борта и возьмитесь за руки. Просто смотрите вдаль, – продолжал распоряжаться оператор. – А теперь, Георгий Иванович, положите руку на плечо дочери… Пройдитесь вместе… Подайте ей руку, чтобы она могла спуститься на трап… Отлично. Все снято, – доложил он, опуская камеру.
Широкая улыбка сползла с лица Дивакова.
– Только не забудь мне показать смонтированный ролик, – напомнил он оператору.