На автостоянке брайтонского вокзала Брайс оставался до сумерек, планируя прибыть к мастерской уже в темноте, чтобы свести до минимума риск попасть кому-то на глаза. Он провел несколько бесконечно приятных часов, просто сидя в фургончике, зачитывая Рэд сообщения, которые она прислала ему за месяцы их романа. Среди них встречались настоящие жемчужины! Жаль только, что он не мог услышать ее реакцию, так как не решился вытащить кляп — вдруг бы она стала кричать?
И вот теперь они в пути! Брайс замурлыкал себе под нос. Опера! Он совершенно не понимал эту ерунду, когда был молодым. Лишь потом, работая в бригаде инспекции взлетного поля аэропорта Гатуик, ему довелось услышать объяснение одного из коллег.
«Опера, — сказал он, — это чисто эмоциональная сфера. Даже не пытайся понять ее интеллектуально — просто отдайся на волю чувств».
Да, коллега был прав. Вот и сейчас, ведя машину, Брайс отдавался чистым эмоциям, жестикулируя, подпевая и подхватывая уже в полный голос: «Румтитумтитумтити». Он был счастлив. Он вернул себе Рэд. Йессссссссс!
Чистые эмоции!
Он оглянулся, когда их тряхнуло на очередной рытвине:
— Скоро будем на месте, детка! Румтитумтитумтити!
Он запел еще громче, в полную силу легких. До ближайшего жилища было около мили, а до его мастерской оставалось не больше ста ярдов. Брайс снова разразился песней, копируя итальянские слова. Он понятия не имел, что они означают, но получалось здорово. Мать как-то раз сказала, что у него прекрасный голос и он мог бы стать оперным певцом.
И вот теперь он им стал!
Брайс снова обернулся — посмотреть, оценила ли это Рэд. Но как понять реакцию человека с кляпом во рту и заклеенными скотчем глазами?
— Как же я рад снова тебя видеть, Рэд, ангел мой! — сказал он. — Если бы ты только знала, как я счастлив! Ты и я и вся жизнь впереди! Разве это не чудесно?
Понедельник, 4 ноября
Совещание, проходившее в понедельник вечером, получилось мрачным. Смерть любого полицейского, независимо от места службы, воспринимается коллегами как личное горе. Но когда погибает член твоей команды, поражающий эффект в сто раз сильнее. В знак того, сколь серьезно восприняла произошедшее вся суссекская полиция, на совещание явился Кэссиан Пью.
Рою Грейсу, к счастью, еще не случалось терять подчиненных, и потому смерть Беллы Мой, много лет состоявшей в его команде и снискавшей его уважение и симпатию, отозвалась особой болью. Норман Поттинг нашел в себе мужество быть вместе со всеми — с покрасневшими глазами, он сидел, ссутулившись, за столом и выглядел совершенно потерянным. Он сказал Рою, что хочет остаться, потому что не в силах идти домой и сидеть там в одиночестве. Кроме того, теперь это дело стало для него личным. Рой позволил сержанту присутствовать, но они оба решили, что участия в расследовании ему лучше не принимать.
Дознаватели еще не определили, что стало причиной опустошившего Ройял-Риджент пожара, но тот факт, что именно сюда планировала переехать Рэд Уэствуд, наводил на вполне определенные размышления. Не выглядело простым совпадением и то обстоятельство, что из-за двух ложных звонков две ближайшие пожарные машины умчались в противоположных от пожара направлениях.
Выяснение причин пожара было отложено до следующего утра, когда здание остынет и к работе в нем смогут приступить специалисты.
— Это совещание, — сказал Рой Грейс, — я хотел бы начать с минуты молчания в память о нашей павшей коллеге, детективе-сержанте Белле Мой. Она была одной из лучших и отдала жизнь ради спасения ребенка.
Грейс посмотрел на часы и закрыл глаза. На протяжении всей следующей долгой минуты он слышал, как всхлипывает Норман Поттинг, а когда открыл глаза, безмолвно отсчитав последние несколько секунд, лица всех без исключения членов его команды были мокрыми от слез.
— Могу я предложить, чтобы Беллу представили к медали за отвагу? — сказал Гай Батчелор.
Рой кивнул:
— Да. Я и сам собирался переговорить об этом с начальством.
— Чертовски трагическая смерть, — хмуро обронил Дэйв Грин.
— Она спасла жизнь ребенку, — твердо, но спокойно сказал Рой Грейс.
— Да, но почему Белла не вышла сразу же, как только сделала это? — спросил Грин. — Может быть, осталась, чтобы попытаться вытащить собаку.
— Этого мы не знаем, — сказал Грейс. — Мы не знаем, что там произошло.
— Если это станет хоть каким-то утешением, — вступил Хейдн Келли, — скульптора Джакометти однажды спросили: случись пожар и будь у него возможность спасти картину Рембрандта или кота, что бы он попытался спасти? Он ответил — кота. Сказал, что в любом выборе между искусством и жизнью он всегда выбрал бы жизнь.
Закрыв лицо ладонями, Поттинг зарыдал. Рой Грейс встал, подошел к нему.
— Она поступила очень смело, Норман. То, что случилось, ужасно, и никакими словами нельзя описать, чтовсе мы сейчас чувствуем и особенно чточувствуешь ты. Но мы, по крайней мере, знаем, что она повела себя как герой. Она сделала то, что мог бы сделать любой из нас и что, возможно, от кого-то еще потребуется. Именно поэтому мы — полицейские, а не клерки, сидящие за столами, проводящие свои жизни в окружении бумаг, живущие в стерильном коконе здоровья и безопасности. Каждый раз, выходя на улицу, мы знаем, что можем столкнуться с опасной для жизни ситуацией. Мне хотелось бы надеяться, что, если такое случится, любому из нас хватит мужества сделать то же самое, рискнуть жизнью так же, как рискнула она.
Он положил руки на плечи Поттингу.
— Лучший для нас способ почтить память Беллы — сделать так, чтобы ее смерть не была напрасной. Мы обязаны поймать этого мерзавца до того, как он подвергнет риску новые жизни.
Грейс наклонился, поцеловал Нормана Поттинга в щеку и, вернувшись на свое место, посмотрел на лежащие перед ним бумаги мутными от слез глазами.
— О’кей, наша главная и первостепенная задача — найти Рэд Уэствуд, которую не видели с тех самых пор, как сегодня в десять утра она ушла из офиса, чтобы провести несколько встреч с потенциальными покупателями жилых объектов в районе Брайтона. Миссис Уэствуд пыталась дозвониться до дочери, но телефон выключен. Ее последняя подтвержденная встреча прошла в доме на Коулман-авеню — это в Хоуве, — который она показывала некоей супружеской паре. Затем у нее была встреча с клиентом на Тонгдин-авеню. — Он посмотрел на детектива-сержанта Экстона. — Джон, ты выезжал на место. Можешь рассказать, что ты там видел?
— Да, сэр. Я был там с детективом-констеблем Дэвис. Ворота открыты, на подъездной дорожке стоял бесхозный «мини» с логотипом агентства «Мишон Маккей». На наш звонок никто не ответил, поэтому мы взломали дверь и обыскали дом и прилегающую территорию, но никаких следов Рэд Уэствуд не обнаружили. Я запросил записи с камер уличного видеонаблюдения до ее прибытия к дому, и то, что мне удалось узнать, подтверждает ее поездку с предыдущего адреса на Тонгдин-авеню. Группа слежения видела, как она въезжала на территорию особняка, но не знает, что случилось потом. Она просто исчезла. Район там спокойный, малолюдный, так что им пришлось держаться на некотором от нее отдалении, но они утверждают, что следом за ней на территорию никто не въезжал. Когда они смогли подъехать, то нашли брошенный у дома «мини» агентства «Мишон Маккей», но самой Рэд нигде не было. Потом, прочесав сад за домом, они увидели, что часть забора — шириной примерно шесть футов, — отделяющего участок от дороги на противоположной стороне, аккуратно снята, а на земле остались следы шин. Судя по всему, оттуда кто-то выехал.