– Это возмездие Аллаха! – торжественно ответил тот, похлопав Хамида по плечу, не вдаваясь в более подробные объяснения.
Врачи, а также пациенты, находившиеся в роддоме, – никто не обращал внимания на грохот и свист, раздававшийся с крыши. Некоторым было абсолютно все равно, что там творится. Другие поддерживали хамасовцев и, люто ненавидя Израиль, тихо радовались. Третьи были настолько запуганы «колоритными» типами из окружения Абуиси, что попросту делали вид, что ничего не происходит.
Хамид бежал вперед, пытаясь определить источник этого грохота. Встречая на своем пути людей, он спрашивал и у них, но никто не мог толком ему объяснить, что же это грохочет. Мальчик был удивлен тем, что никто не знал или не хотел знать, что происходит. Он поднялся вверх по лестнице до самого последнего этажа. Чем ближе мальчуган подходил, тем явственнее слышался шум, доносившийся с крыши здания. Приблизившись к зарешеченной лестнице, он понял, что это именно там, на крыше, что-то грохочет. Теперь Хамид вспомнил этот шум – он слышал его раньше. Сердце ребенка сжалось от страха, но он продолжал идти туда. Протиснувшись сквозь прутья решетки, мальчик поднялся на крышу. Услышав голоса, он присел, осторожно выглядывая из-под козырька, скрывавшего его от присутствующих на крыше людей. Хамид увидел, как несколько хамасовцев, уже отстрелявшись, зачехляют установку «Град», готовясь опустить ее с помощью лебедки вниз.
Только сейчас Хамид вспомнил, что он видел эти лица перед входом в роддом, видел, как они смотрели сверху, но тогда не придал этому значения. Сейчас же, глядя на террористов, он испугался. Ведь если сюда придут вооруженные люди, как в прошлый раз, начнется стрельба, то могут погибнуть его мама и братик. Хамид до сих пор помнил стеклянные глаза мертвых террористов, лежащих там, во дворе разрушенного дома. Он помнил и наведенный ствол пистолета, смотревший на него из кабины трейлера…
– Давайте быстрее! – выкрикнул Омар. – Только израильских вертушек нам тут не хватало. Не копайтесь, мигом!
Террористы, зачехлив установку, крепили ее к тросу лебедки.
– Ну, что я вам говорил? – глядя на единомышленников, произнес Абуиси. – Лучше места для обстрела и придумать нельзя.
– Хвала Аллаху! – восторженно произнес один из хамасовцев.
Парень был очень доволен тем, чем ему пришлось заниматься. Первый раз участвовал в обстреле из установки. До этого только «Кассамы» в руках держал, а тут реактивные снаряды!
– Когда мы снова будем Израиль обстреливать? – поинтересовался он, приводя в действие лебедку.
– Когда? Не скажу! – лукаво улыбнулся Омар. – Что, понравилось?
Скрипя, лебедка по наклонному тросу опускала груз с людьми вниз. Хамид, свесив голову, наблюдал с крыши за действиями террористов. Те очень быстро спрятали установку в деревьях, тщательным образом замаскировав место. Ребенок побежал к выходу с крыши. Он понимал, что должен рассказать все, что видел, отцу. Оказавшись снова в здании, он, уже не играя, а подгоняемый страшной тайной, известной только ему, вбежал в коридор, где сидел его отец, переживающий за мать. Хамид сбивчиво рассказал отцу о том, чему был свидетелем.
Мустафа помрачнел, тяжело задумавшись. Жена родила с большими осложнениями, пока нетранспортабельна, второй сын, естественно, при ней. Мустафа, наученный горьким опытом, очень боялся «операции возмездия». Израильтяне не будут разбираться, что тут роддом, а просто могут зарядить «акцию». Пришлют вертолеты, и те ракетами все тут разнесут, а потом извинятся: мол, простите, ошибочка вышла… На войне как на войне! Сами виноваты, что террористов на крышу роддома пустили…
Отец Хамида очень отчетливо понимал, что терроризм теперь особенно грозит и лично ему, и его семье. И уж тут виноваты прежде всего будут хамасовцы. А ему что – ждать, пока с крыши роддома весь Ашдод уничтожат?
Попросив в регистратуре лист бумаги и ручку, отец Хамида принялся писать. Сформулировав свою мысль, Мустафа сложил листок.
– Если Аллах этих негодяев с их реактивной установкой до сих пор не наказал – их накажу я! – возбужденно заявил он. – Сынок, съезди к моему брату, пусть возьмет пару человек и все, что нужно. Вот записка.
Восточные люди – горячие. Очень часто бывает, что они сперва стреляют, а только потом думают, зачем они это сделали. И Мустафа Самави здесь не был исключением…
Военная база спецподразделения «Дувдеван», где служили Гоц и Черток, находилась недалеко от города. Сейчас по дороге, шедшей вдоль ограды, звучал топот солдатских ботинок, выбивающих пыль. Около двадцати солдат в полной выкладке, с касками на голове, бежали, оставляя позади себя километры асфальта и семь ручьев пота, сошедшего с них во время тренировок и бега. Здесь молодые бойцы постигали умение воевать, выживать любой ценой. После выпуска у всех оставалось специфическое прозвище – ликвидаторы.
В одном из зданий на третьем этаже в комнате, выходящей окнами к дороге, находились Гоц и Черток. Сейчас они проделывали уже обычную процедуру. На столике перед зеркалом были разложены косметические прибамбасы, которые они наносили себе на лица. Грим, накладные бороды, усы, контактные линзы разных цветов и размеров были аккуратно разложены на столе. Черток уже практически полностью преобразился в араба. И без того напоминавший палестинца, сейчас он и вовсе выглядел настоящим мусульманином. Небритое лицо, арафатка и прочие детали дополняли облик.
– Ну и как тебе эти русские? – поинтересовался он, глядя на Суламифь, прячущую волосы под платок.
Весь вид девушки, ее поза, движения должны были демонстрировать образ палестинской женщины – со скрытым лицом, не ропщущей на судьбу и почитающей мужа. Но стоило только взглянуть в ее глаза, как сразу становилось ясно, что человек, стоящий перед тобой, обладает не только силой и выносливостью. Взгляд отражает душу человека, то, что спрятано в нем очень глубоко. Во взгляде Суламифи читалась вера. Вера в то, что она делала и ради чего жила.
– Хорошие ребята! Хоть я и знаю их всего ничего, но, по-моему, на них можно положиться, – ответила она, пряча в складках одежды пистолет.
– Интересно, как их там, в России, готовят? – продолжал Леонид разговор. – Я вот слышал, что они там у себя бутылки о собственные головы бьют. Только непонятно, с какой целью. А на День ВДВ в фонтанах купаются и с милицией дерутся! – со смехом добавил он.
Суламифь, неопределенно пожав плечами, смотрела на себя в зеркало.
– Порядок! – наконец улыбнулась она, осмотрев свой наряд. – Говоришь, фонтаны и бутылки? А кто, напившись, месяц назад грозился гвоздь согнуть, не помнишь? – подмигнув, подколола она Чертока, который действительно не так давно, будучи «под мухой», на спор пытался согнуть толстенный гвоздь.
Рация, находившаяся около сумки Суламифи, «проснулась».
– Слушаю! – взяв ее в руки, ответила она.
– Мы нашли место, с которого велся огонь по Ашдоду, – сообщили из соответствующего центра, – это роддом. Ждем приказа направить туда вертолеты.