— Я говорю, что там ничего нет.
— Я слышу, — кивнула я. — И я давно сама твержу тебе об этом, глупец!
Верзила сел на землю и заплакал. Но мне нисколько не было его жалко. Он так легко и просто избавился от собаки после того, как я спасла ему жизнь. На такое способен только подонок, подлец.
— Как тебя зовут? — решила я говорить ласково. Вдруг он иначе взорвется.
Но здоровяк, кажется, наоборот, излишне размяк. Он потерял надежду, но не обозлился, а просто расстроился. Какой нежный малый. Мне повезло, что он не злюка.
— Никак.
— Послушай. Развяжи меня. Обещаю, что тебя не трону. Нам больше выяснять нечего. Ты и так все понял. Давай мирно разойдемся и забудем все, что было. Я не буду держать на тебя зла, если ты сейчас меня развяжешь, — я говорила негромко и очень проникновенно.
— Нет, — упорствовал он.
— Почему?
— Я тебе не верю.
— Но ты же сам все проверил. Своим глазам ты веришь?
— Так не должно быть. Ты их уже отдала?
— У меня их и не было. Только эта шкатулка со швейными принадлежностями. Сколько можно говорить?
— Я не развяжу тебя.
Я замолчала. Не буду с ним разговаривать. Может, хоть это заденет его.
Но и он не спешил с беседой. Он сидел и раскачивался из стороны в сторону. Курил сигареты одну за другой. И мне показалось, что если я сейчас тоже не покурю, то просто умру. Но просить не стала.
— Знаешь, что я тебе скажу, — нарушил молчание верзила, сев около меня. — Ты и сама ничего об этом не знала, я так думаю. Стала бы ты так защищать пустую коробочку! Верно?
Я молчала. Только взгляд мой выдавал непреодолимое желание. Здоровяк сунул мне сигарету в рот и дал прикурить.
— Признайся. Ты ведь не знала и не предполагала, что тебя кинули? — он засмеялся. — Так что не только я в дураках, но и ты.
Может, признаться? Изменит ли он тогда ко мне отношение? Можно было рискнуть. Но сначала покурю. И я жадно затягивалась.
— Молчишь? Это потому, что сказать тебе нечего. Я прав, только ты признаваться в этом не хочешь. Хорошо, молчи. Я знаю, что прав, — мужчина дружески хлопнул меня по коленке.
— Да, — сквозь зубы ответила я. — Да, ты прав. Я не открывала шкатулку сама и думала, что на самом деле везу драгоценности. И что мне теперь делать — ума не приложу.
— Разве не понятно? Выплачивать будешь.
— У нас нет свидетелей, которые могут подтвердить, что я бралась за это дело.
— А я? Ты про меня забыла?
— Но ты ведь не сделаешь так?
— Я подумаю. Я посмотрю, чья сторона будет убедительнее, — здоровяк сделал вполне определенный жест, будто считая деньги.
— Нет, — я улыбнулась. — После всего, что нас связывает, ты меня не предашь. Я жизнь тебе спасла. Так что ты у меня в долгу.
— Зачем напомнила? — поморщился мужик. — Ужасно не люблю ходить в должниках.
Он встал. Бросил еще веток в костер и сел обратно.
— Придется, — я докурила и выплюнула сигарету.
— Не придется. Я верну тебе долг. Я тебя не трону. Считай, что таким образом я тоже спасаю тебе жизнь. Я сейчас уеду и не убью тебя.
«Ничего себе заявочки! Надо же, как он говорить умеет!» — подумала я, но мне все равно стало не по себе. Вдруг он может?
Я промолчала, чтобы не попасть своими словами впросак.
— Что молчишь?
— Спасибо и на том. — Я подняла подбородок, чтобы он не подумал, что я боюсь.
— Пожалуйста, — просто сказал санитар из тарасовской больницы. — Прощай. Надеюсь, больше мы никогда не увидимся.
— Прощай, — кивнула я.
Он действительно встал, посмотрел вокруг. Потом подбросил еще дров — чтобы я не замерзла, наверное, — и ушел.
Я слышала, как завелась его машина. И куда он, пьяный, поехал? Свет зажегшихся фар выдал направление его движения. Впрочем, мне было все равно. Абсолютно. Я хотела сейчас провалиться под землю от чувства облапошенности. Мне было противно и обидно. И горько. Какая же я дура!
Я могла ругать себя сколько угодно, но это уже ничего не меняло. Ничего.
Мой взгляд упал на Марысю.
— Вот и конец этой истории, — сказала я. — Печальный конец. Правда, девочка моя?
Подняв глаза к небу, я снова заплакала. Кажется, давно со мной такого не случалось. Если вообще случалось такое.
Эта собака за несколько дней стала мне такой родной и дорогой. Я так любила ее. И поняла это только сейчас, когда потеряла.
«Наверное, я становлюсь старой и сентиментальной, — подумала я. — Плохо. Но сейчас я не буду бороться с эмоциями. Пусть. Говорят, потом легче будет».
Минуты три я упивалась свалившимся горем, пока комары снова не начали терроризировать меня.
— Да пошли вы! — Я стала извиваться более активно.
Мне надо было выбраться отсюда и думать, что делать дальше. Жизнь-то не кончена.
Я подтянула ноги. Хотела их развязать. Конечно, я наклонилась, как могла, да только все без толку.
Значит, надо попробовать встать и перевести руки вперед. Нет. Сидя, это будет удобнее сделать. Я перекинула руки под место, на котором сидела, потом вывела их вперед. Получилось. Ну а дальше — дело техники.
Зубами я развязала веревку и почесала укусы от комаров. Нельзя, конечно, их расчесывать, но терпеть было невозможно. Затем я развязала ноги.
Первым делом я подошла к Марысе.
— Девочка моя…
Я, как всегда, погладила ее по спине, и вдруг мне показалось, что она дышит. Я нагнулась ниже. Конечно! Она дышала! Значит, она жива!
Эта мысль словно током меня шарахнула. Я дернулась вперед, потом назад. Надо срочно ехать к ветеринару. Не знаю, где его можно сейчас, среди ночи, найти, но надо.
Я стала забрасывать вещи в машину. Содержимое шкатулки тоже побросала — потом разберу. В общем, собрала все, что было. Затем осторожно, с большим напряжением для себя — тяжелая Марыся все-таки, — положила ее на заднее сиденье, а потом включила фары и стала затаптывать костер.
Бросилась к багажнику, почти в темноте нашла лопаточку, вернулась и засыпала огонь землей. Все еще раз осмотрела, села за руль и поехала вперед, стараясь не пропустить дороги, которая свернет к шоссе. О сне я и думать забыла.
Где же найти ветеринара? Если бы мы были в городе… Но тут — другое дело. Впрочем, сначала выбраться из леса надо.
Петляла я долго. Уже и не надеясь когда-нибудь найти дорогу, я неожиданно увидела вполне приличный поворот направо. Свернула. Не прошло и пятнадцати минут, как я выехала на шоссе. Ну, теперь вперед!