Когда Лукка, сопровождаемый своей компанией, ввалился сюда в десять часов вечера, метрдотель поспешил ему навстречу, протягивая радиотелефон:
– Signore Certoma, una chiamata da Palermo. Ed anche un Fax [49] .
В блестящих, суженных кокаином глазах Лукки отразилось сияние галогенных ламп. Он взял трубку.
– Chi parla? [50] – начал он. – А!
Его улыбка померкла, лицо опасно потемнело. – Che tu voie, Mollo? [51]
Чертома отвернулся и понизил голос. Его компаньон, дон Панкрацио, уловил намек и подвел всех к большому овальному столу, залитому режущим глаза светом.
Стефи, изредка просматривающая иллюстрированные журналы, увидела в зале нескольких знаменитостей. Все – очень юные, из мира поп-музыки и телевидения, но среди буйных шевелюр проглядывали седые, а то и лысые головы бизнесменов значительно более зрелого возраста.
– Начнем с шампанского! Потом вашего лучшего «фулгаторе», мадам? – приветливо осведомился у Стефи дон Панкрацио. – Говорят, ваше вино урожая девяностого года не имеет равных.
– Неплохое, – сдержанно согласилась Стефи. Сейчас она теплее относилась к дону Панкрацио, похожему на жабу, изо всех сил старавшемуся присвоить ей почетный статус ведущего винодела Италии. Рядом с ней сидела жена дона Панкрацио, с длинными черными волосами, взлохмаченными так, будто их достали из стиральной машины. Она все еще продолжала вслух восхищаться аттракционом с «мерседесом»:
– Какая сила! Я видела, как он однажды поднял грузовик! Потрясающий человек!
Стефи сообразила, что эта дама, замужем она за доном Панкрацио или нет, является очень близким другом Лукки. Свободный стул с другой стороны от Стефи предназначался для потрясающего человека. Он как раз приближался к столику с таким видом, будто разговор о каком-то Молло отравил ему всю радость от разгульного вечера.
Сицилийское непостоянство настроения не было Стефи в новинку. Она исподтишка наблюдала за Луккой, справившимся со своим гневом – или страхом? – и сменившим ослепительной улыбкой недавнюю свирепую гримасу. Человек по имени Молло и все, что с ним связано, отодвигались на неопределенное время.
– Они прислали факс, – сказал Лукка, протягивая Стефи листок бумаги, копию компьютерной распечатки. – Родные в Нью-Джерси, нет? Никто не дает мне отдых, – пожаловался он. – Эль босс никогда не имеет отдых. Это против закон.
Его смех был таким же милым, как и улыбка. Скрытный, себе на уме и настоящий красавец, особенно на фоне повальной уродливости южно-итальянских мужчин. Сильный подбородок, челюсть нависала над шеей, видимо, потолстевший от атлетических упражнений с автомобилями. Зубы красиво сверкали на загорелом лице, светлые льдисто-голубые глаза поблескивали предостерегающе, как маяки.
– Е il Signore Mollo? Lui non e un fastidio ancora? [52] – поддразнила его Стефи.
– Молло? – Его голос дрогнул не то от страха, не то от бешенства – при таком поверхностном знакомстве ей трудно было сказать точно. – Вы знаете Молло?
– Только что услышала это имя.
– Сразу забывай, о'кей? Плохое имя. – Чертома расцвел еще более подкупающей улыбкой. – Мальшики. Я дал им хорошая девотшки, нет?
– Они уже большие. Parla Italiano, Signore [53] .
– Нет. Я должен тренировать с английски. Не синьор, Лукка.
Сияющая улыбка да плюс еще море шампанского – Лукка преуспел в установлении семейной атмосферы за овальным столиком, сейчас все любили друг друга, как братья и сестры. Имя Молло больше не упоминалось.
Стефи, которую в течение многих лет родственники постоянно пытались свести с представительными претендентами на ее руку, впервые с начала этой поездки почувствовала себя расслабившейся. Конечно, Лукка преступник. Общеизвестно, что весь героин в Европе циркулирует по каналам семьи из Корлеоне. Конечно, Лукка неотесанный дикарь. А разве бывают воспитанные, образованные корлеонцы? Конечно, он на что-то нацелился по соглашению с Чио Итало. Но какого черта!.. Кто она такая, Стефания Риччи, чтобы смотреть сверху вниз на человека, готового наизнанку вывернуться, чтобы ей угодить? И к тому же она не могла предложить ему ничего, кроме своего белого тела, пока сестра Из не согласится подписать контракт. Пока Стефи чувствовала себя в полной безопасности.
К полуночи, когда они покончили с десертом и начали подумывать о коньяке, Стефи отметила, что Кевин и его дама достигли полного взаимопонимания. Обнявшись, они медленно покачивались между столиками. Рядом с ней Керри шептался со своей Аннимой-Эннимой на языке, которого оба не знали, – на немецком. Как это похоже на каждого из братьев, подумала Стефи: Кевин торопится потереться бедром о свою красотку, Керри предпочитает почесать язык.
Оркестр заиграл медленную румбу, и Лукка потянул ее на площадку. Они кружились очень медленно, рядом была еще пара – пожилой автопромышленник с юной блондинкой, недавно блеснувшей в телешоу «Открытый город».
– Симпатичное место, – промурлыкал Лукка. – Ты симпатичная женщина. Ты летела в Палермо на моя «Бандиеранте».
– Твоя что?..
– Бразильская самолет, «Эмбрайер-110».
– У тебя своя воздушная линия?..
Смеясь, Лукка выставлял напоказ свои ослепительные зубы.
– Моя, и дона Панкрацио, и дона Чичио, еще одна партнер.
– Они называют тебя дон Лукка?
Не сбившись с ритма, Лукка продемонстрировал очень характерную южно-итальянскую пантомиму – полупожатие плеч, немного вздернутый подбородок, слегка изогнутые вниз уголки губ, воздетые к потолку глаза, что означало: ну конечно, но об этом не принято говорить вслух.
– Не вижу, почему бы нам, выходцам из Кастельмаре, не стать твоими близкими друзьями. – Стефи сама не поверила, когда услышала свой голос.
И сразу же поняла, до чего глупо было нарушать ритуал – давать финальный свисток, не доиграв последний тайм. Результат сказался молниеносно: Лукка сжал ее в объятиях с еще одной типичной южноитальянской гримасой и жгучим, пронизывающим взглядом. Взглядом универсального назначения: установления гегемонии, если не собственности, предостережения, что обратного пути нет... Его мимика был особенно выразительной благодаря льдисто-голубым глазам, смотревшим c обожженного солнцем лица – словно лучи, проникающие сквозь густые кроны деревьев.
– Больче, чем близкий друзья, – услышала она, – много больче.
Учащенное дыхание обжигало ее щеку. К чему такая спешка? Откуда такая романтическая страсть? Но исходивший от Лукки жар греховности заставил ее мысли перескочить на другой предмет: как будет развиваться дальше роман, ведь у нее общий номер с мальчиками?