– С большим бюстом. – Джилиан слегка покраснела. – Мне кажется, она сильно похожа на меня.
– Это жена Френча. Но сходства я совсем не нахожу.
– Ну, во-первых, – фигура. – Джилиан задумалась. – Дорогой, я только сейчас поняла, что у меня совсем нет шансов. Вы просто не замечаете моих тайных прелестей.
– Вздор.
«Улыбайся!» – сказал себе Коннел.
– Чистый вздор. Пойдемте, не стоит опаздывать. В «Гавроше» бывают недовольны, если кто-то приходит не вовремя.
– Да пошли они…
– Что?
– Давайте посидим на площади и съедим сандвич из ржаного хлеба. – В ее голосе прозвучала угрожающая нотка, которая не ускользнула от Коннела.
«Ты от меня не уйдешь, – говорили ее удивительные глаза. – Не суетись, ты мой!»
– Мне кажется, в моей квартире будет еще лучше, дорогая?
Наступила напряженная тишина. Коннел внимательно рассматривал ее. Он знал Джилиан Лэм уже много лет. Она начала с работы в газете, но ее яркий, острый стиль раскрылся на телевидении, где не последнюю роль сыграла ее неброская красота и розовые щечки. «Лэм на заклание» – так называлась часовая передача, подготовленная ею в прошлом году для Би-би-си, в этом – для одного из независимых каналов, а в будущем году, как он слышал, – для нескольких зарубежных телекомпаний. Не исключено, что передачу покажут по американскому телевидению. У ее программы была простая идея: показать то, что пытаются скрыть.
– «Гаврош» никогда не простит мне, если я не приведу блестящую и прелестную мисс Лэм, – сказал наконец Ройс.
Джилиан мягко засмеялась.
– Как-нибудь в другой раз, Ройс, как-нибудь….
Господи, но только не в это воскресенье, молил Коннел.
* * *
Все сделано довольно профессионально, отметил про себя Нед. Если и не элегантно, то по меньшей мере просто!
Конспиративная квартира размещалась в огромном торговом комплексе «Селфридж», занимавшем целый квартал вдоль шумной Оксфорд-стрит, и была всего в нескольких минутах ходьбы от канцелярии. Любой преследователь, думал Нед, оказался бы в сложном положении на первом этаже «Селфриджа» во время ленча. Слежку было бы легко обнаружить, а значит, и оторваться от нее.
Дальше маршрут пролегал по тыльной стороне магазина, по Эдвардс-Мьюз. В этой части и с западной стороны по направлению к Оксфорд-стрит «Селфридж» соседствовал со станцией техобслуживания фирмы «Шелл» и отелем. В те дни можно было попасть из магазина в отель, не выходя наружу. Лифты отеля были всего в одном-двух ярдах от входа, поэтому можно было подняться на них незаметно от портье. А если снять, как сделал Нед однажды в апреле, двухкомнатный номер – такой, как 404-й, – на имя вымышленной компании, которая платит помесячно, независимо от того, используется ли он, то получишь ключ от комнаты 404.
Все, включая еженедельные поиски техники подслушивания, было устроено, как в обычной конспиративной квартире, где Нед мог бы встречаться с агентами. И он действительно раза два с апреля использовал ее для этой цели. Только один человек знал об этом месте, но это был не Шамун. Хотя Нед был почти уверен, что Шамун догадывался о существовании этого убежища, его местонахождение оставалось тайной для всех, кроме женщины, которую Нед ждал с минуты на минуту.
Он поднял окно в спальне номера. В комнату ворвался сильный шум транспорта. Рев лондонской улицы набирал свои децибелы не от клаксонов машин, а от рычания двигателей легковушек, автобусов, дизелей такси. Нед настроил вмонтированное в стену радио на канал Би-би-си-3. Какой-то актер читал английские стихи густым красивым голосом под аккомпанемент оркестра английской средневековой музыки: с барабанами, флейтами и редкими струнными инструментами.
Нед открыл холодильник и достал маленькую холодную бутылку «перье». [19] Медленно, но не отрываясь, он выпил почти всю воду. Когда ему приходилось проверяться, не следят ли за ним, его всегда мучила жажда.
Нед посмотрел на дверцу холодильника и покачал головой. Он не станет проверять, закрыта ли она. Нед пошел к окну, чтобы холодильник остался у него за спиной, потом вздохнул и, повернувшись к нему, потрогал дверцу. Он все еще покачивал головой от огорчения.
Эта придурь с холодильниками со временем пройдет. С ним и раньше случалось такое, но он с этим покончит. А вот прыжок в автомобиль – что-то новое. Хорошо еще, что он не пытался остановить «роллс-ройс».
Он скинул туфли и лег на большую кровать, вспоминая о брифинге, который он только что провел в канцелярии. В сознании быстро мелькали картины, напоминавшие мультфильм. Потом он заставил себя не думать о брифинге и решил, что за шесть дней успеет исправить любую ошибку.
Джейн наверняка заметила все ошибки. Ему все больше и больше была нужна в эти дни ее поддержка в этом деле, которое казалось кошмаром. А может, сказал он себе, это и есть кошмар – отвратительный, пугающий, навязанный извне, но непостижимо связанный с изъянами собственной психики? Нед пристроил подушку наподобие деревянной японской, чтобы она приподнимала его шею.
Джейн была именно то, что ему нужно. Ее рассудок отлично справлялся с ядом, разлитым в жилах Неда.
Мелодраматично? А как назвать то, что отравило твою кровь и заставило тебя осознать бесцельность доброй половины твоей жизни, проведенной в работе на дядю Сэма? Как можно назвать взрослого мужчину, который отлично справлялся со своим делом и вдруг понял, что участвует в смертельной, но бесцельной игре? Он просто полный идиот.
Но ведь этого требовал от Неда дядя Сэм. Еще более трогательно? Имя этому греху – безволие. Он совершал дурацкие поступки, а Господь смотрел на это сквозь пальцы. Но, если дядя Сэм и есть Бог, сказал себе Нед, значит, именно он заставлял его делать глупости, чтобы выторговать еще несколько уступок в интересах свободы предпринимательства и американского образа жизни.
О, Джейн! Как мне нужно, чтобы ты была рядом!
Была рядом и взглянула на Америку, как на землю обетованную. Я зажег свою лампу рядом с золотой дверью. Джейн, скажи мне, что в этом есть смысл! В нас, утомленных битвами англосаксонских протестантах, едва теплится огонь.
Джейн – внучка иммигрантов. Но даже сейчас она сохранила простодушный и чистый взгляд на вещи. Земля для свободных, дом для мужественных – такова для тебя Америка. Я зажег свою лампу рядом с золотой дверью. Научи меня чувствовать, как ты, Джейн.
Викофа тогда ночью во Франкфурте помяли слишком сильно. Не помогли никакие профессиональные навыки. Родился он в Нинахе, штат Висконсин, – там, где фабрики «Клинекса». [20] А умирал тяжело – в густых лесах под Франкфуртом.