Офицеры помолчали. Маленький офис шотландца, казалось, был переделан из прихожей чьей-то квартиры, но вид из окна на улицу был приятным и располагал к размышлениям.
– Все это проявится, – сказал Джок почти самодовольно. – Не волнуйтесь, мы научимся той игре, которую ведут янки. – Он зевнул, взглянув на улицу.
Мимо окна быстро прошли две хорошенькие женщины; они спешили через булыжный двор к шикарному ресторанчику, расположенному дальше, за офисом МИ-5.
– Вы только посмотрите, – сказал Джок. – Из-за булыжников, что ли, они так раскачивают бедрами?
– Это из-за высоких каблуков, Джок.
– Да, только холостяк в этом разбирается.
Они молча посмотрели вслед женщинам. Потом Паркинс спросил:
– Вам не кажется, что чем старше мы становимся, тем больше привлекают нас женщины этого возраста? Ведь им обеим за сорок, Джок, но будь я проклят, если отказал бы какой-нибудь из них.
Шотландец критически взглянул на Паркинса, словно оценивая его возможности при встрече с дамой средних лет. Взгляд был прямой, немигающий и не выдавал мыслей Джока о пятидесятилетнем холостяке, живущем с матерью. Он важно кивнул.
– Мы здесь закончили, Питер, – сказал он. – Идите, попытайте счастья с ними.
Паркинс смущенно засмеялся.
– Я должен вернуться в посольство и попытаться кое-что выкачать. Там что-то прячут, но я до этого скоро доберусь.
– Доберитесь также и до Вимса, приятель.
* * *
Нэнси Ли Миллер подошла к двери спальни и обратилась к доктору Хаккаду.
– Она как будто отдыхает сейчас. Мне кажется, с ней все будет о'кей. Она хочет с вами поговорить.
Хаккад вскочил, но тут же повернулся к пухлому мужчине.
– Мистер Фаунс, – начал он, произнеся эту новую фамилию, – я мог бы?..
– Конечно, доктор Хаккад.
Фаунс смотрел ему вслед своими выпуклыми глазами, пока тот не скрылся за дверью спальни. Потом подошел к гардеробной и тихо сказал:
– Это я. Открой.
Дверь открылась. За ней стоял молодой парень с пистолетом. В крохотной каморке был также и Хефте – живой и невредимый. Два пулевых отверстия зияли в оштукатуренной стене позади него.
– Отлично сработано, – сказал мужчина своему помощнику. – Отведи Хефте на этаж под нами, так? И убери пушку. Хефте – наш человек.
– В отличие от доктора Хаккада, – пробормотал Хефте. – Он и отца родного продаст ни за понюшку табака.
– Он собирался продать тебя этому Латифу.
– Когда мои люди узнают о предательстве Хаккада, мне будет трудно их удержать. Они захотят его крови.
Мужчина улыбнулся. Несмотря на выпученные глаза, улыбка располагала к нему.
– Оставь Хаккада моим людям, ладно? – сказал он. – У меня есть планы насчет него, даже после воскресенья. Даже главным образом после воскресенья.
– Так нападение все же будет?
– А ты в этом сомневаешься, соколик? – Фаунс, как настоящий итальянец, потрепал его по щеке. – Поговори со своими воинами. А ты, – он обратился к своему светловолосому помощнику, – покажи им схему мечети, так?
Хефте нахмурился.
– Мечети?
– Большой лондонской мечети, так? Она через дорогу от Уинфилд-Хауза. Но зачем я рассказываю тебе все это, когда ты уже тщательно разработал свой план?
Хефте прекрасно знал, что все планы операции подготовил Берт, поэтому счел за лучшее кивнуть.
– А зачем нам схема Большой мечети?
– Именно оттуда, – объяснил Фаунс, – начнется нападение. Символично, да? Чтобы показать миру мощь ислама. Подумай об этом, как о молитве перед битвой, так? Лев рычит перед тем, как броситься на врага. Так?
Хефте молчал, обдумывая сказанное. Потом в глазах его появился какой-то странный блеск, который часто замечал Берт.
– Символ! – воскликнул он с энтузиазмом. – Символ, который увидит весь мир! Да! Рык льва! Ну конечно!
* * *
Лаверн не привыкла психовать. Она считала себя спокойной, уравновешенной женщиной. Можно ли вырастить четырех детей, не обладая спокойствием? Она привыкла к тому, что вокруг нее все идет не так, но, когда это задело ее душу и нарушило привычное равновесие, она почувствовала себя на новой и враждебной территории.
Как гром среди ясного неба, подумала она. Нед проснулся, бросил в меня гранату и удрал.
Откуда она могла знать, что Нед так ненавидит ее отца? Конечно, он подшучивал над Кэмп-Либерти. Но ведь не он один. Мама присылала ей иногда вырезки из американских газет с карикатурами, высмеивающими Кэмп-Либерти и генерала Криковского. Но этого и следовало ожидать. Это было частью кампании, затеянной розово-либеральной прессой в Штатах. Но дни либералов сочтены, так стоит ли брать это в голову? А если один из либералов – твой муж и на него возложена зашита национальной безопасности, тогда как быть? Внутренний враг, подумала Лаверн.
Что сделает настоящая американка в такой ситуации? Сдаст своего мужа? Отца своих детей? Нет. Сначала она разберется с этим как жена, а уж потом как американка. Ни одно из решений не будет легким, особенно когда внутри все бушует.
С ней никогда не было ничего подобного. Впервые она испытала приступ бешенства, когда промахнулась в тире. Она выпустила тогда пять пуль, и ни одна даже не коснулась десятки. И это с ее медалями за снайперскую стрельбу. Но она же зарабатывала их не в таком состоянии!
Это симптомы сумасшествия и одиночества, признак того, что она замужем за человеком, который сбился с пути и готов потянуть ее за собой. Это признак отчаяния и страха, потому что она не знает, как выбраться на правильную дорогу.
Ей так хотелось с кем-то поговорить об этом. Нед издевался над привычкой изливать свои проблемы друзьям, но вся эта чертова гордость от того, что он работает в разведке.
У нее очень редко бывали подруги, которым можно все рассказывать. Неудивительно для жены военного, кочующей с места на место! А уж если появлялась соседка или подруга, которым можно было довериться, обычно тут же приходилось перебираться в другой город.
Трудно быть дочерью генерала Криковского. Ты как бы источаешь непогрешимость. Стойкость. Верность. Ты говоришь себе и миру: вот несгибаемая малышка, которая может выдержать все, что ни обрушит на нее жизнь. Не поверив в это, ошибешься и ты, и мир.
Обычно не Лаверн рассказывала о своих проблемах подругам, а они ей. Нет, думала она. Я никогда не была в таком положении, как сейчас. Хоть бы поделиться с кем-нибудь!
В Лондоне есть капеллан, [65] наверняка даже несколько капелланов, к которым можно обратиться за помощью. Но об ее проблемах не расскажешь мужчине. К тому же хотелось бы, чтобы капеллан был католиком.