— А действительно, почему бы и нет? — Он согласно кивнул и повернулся к Элеоноре. — Отличный парень ваш босс. Кстати, он случайно не рассказывал вам, в каких передрягах нам с ним приходилось бывать во время войны?
— У него едва хватило времени сказать мне ваше имя. — Она протянула Вудсу новый бокал с виски.
— Слушай, Джек, а ты-то что делаешь во Франкфурте? — поинтересовался Палмер.
— Дослуживаю свой срок. Занимаюсь тем, чем и всегда. В августе увольняюсь, и если армия вздумает меня кинуть с пожизненной пенсией размером в половину моего должностного оклада, то, клянусь всеми чертями, я этого так не оставлю. Ты же знаешь, нам с тобой всегда было к кому обратиться.
Палмер искренне рассмеялся.
— По-моему, армия тебя еще никогда не кидала. Кстати, Джек, а что они тебе оплатили за последние четверть века?
— Диплом бакалавра, магистра и доктора наук, — не без гордости, ответил Рафферти.
— Значит, ты теперь доктор Рафферти?
— А почему бы и нет?
— Господи, теперь все понятно. — Палмер довольно покачал головой. — Ты уволишься с пожизненной пенсией в половину твоего полковничьего оклада, будешь преподавать в каком-нибудь университете своего родного штата и постоянно портить ученицам жизнь, доставляя им неприятности. Слушай, что плохого тебе сделала Америка?
— Побойся бога, Вудди, у учениц уже давно с этим нет проблем. — Рафферти повернулся к Элеоноре. — Ведь так?
— Противозачаточные таблетки?
Он согласно кивнул.
— И к тому сейчас их называют не ученицами, а студентками… Кстати, если американскому варианту современного английского вас учит мой друг, то имейте в виду, моя дорогая, в реальной жизни у вас могут возникнуть весьма серьезные проблемы. Уж поверьте моему опыту.
Она налила себе чуть-чуть виски и присела рядом с коктейльным столиком. Затем, сделав маленький глоток, сказала:
— Вообще-то в этой поездке мне не приходится особенно много переводить. Большинство из тех, с кем Вуди встречается, достаточно свободно говорят по-английски.
— Тогда, возможно, он встречается не с теми людьми. — Рафферти повернулся к Палмеру, и кресло под ним снова жалобно заскрипело. — Насколько мне известно, на понедельник и вторник у тебя запланирован ряд серьезных встреч с тяжеловесами. В Бонне. У них наверняка имеется важная информация, которой они должны, нет, просто обязаны с тобой поделиться. Конечно, если только у них есть желание и готовность к сотрудничеству. Так вот, надо сделать все возможное, чтобы подтолкнуть их к этому.
Палмер слегка усмехнулся.
— Джек, значит, ты по-прежнему в разведке.
— В общем, да, но не впрямую. Я там занимаюсь анализом и информацией. Это всего-лишь один из технических отделов Конторы. Никакой оперативки. И поверь, я чертовски рад этому.
— Интересно, почему?
— Потому что теперь этим занимаются изнеженные и прилизанные мальчики из колледжа, которые не в состоянии отличить пукка-ген от дезы. Даже если она сама влезет им в ухо и пописает там. — Он повернулся к девушке. — Простите, мисс Грегорис, «пукка-ген» — это наш чисто профессиональный слэнг, означающий…
— Достоверную информацию, — усмехнувшись, перебила она его.
Рафферти поставил пустой бокал на столик, бросил на нее пристальный взгляд и тяжело вздохнул.
— Поэтому-то совсем не удивительно, что наша служба работает хуже всех в мире. Сам же знаешь: начнешь с гнилой информацией, получишь гнилые результаты. Вспомни Вьетнам.
— Нет уж, вспоминай лучше сам. — Палмер досадливо покачал головой. — У нас эта чертова страна давно уже в печенках сидит.
— Наш первоначальный план был ковровыми бомбардировками заставить Ханой капитулировать, — неторопливо продолжил Рафферти. — В основном то же самое происходит и сейчас. Наши дубовые головы ничего другого не умеют, кроме как истошно вопить о необходимости затеять какую-нибудь, неважно какую, войну и бомбардировать, бомбардировать, бомбардировать… За всю историю воздушных бомбардировок они хоть когда-нибудь приводили к капитуляции? Сталинград? Дрезден?
— Хиросима, — заметила Элеонора, передавая ему еще один наполненный бокал.
Рафферти яростно замотал головой.
— Нет, там же применялось ядерное, а не обычное оружие. Более того, не оно заставило японцев поднять руки. Все их усилия пошли прахом за несколько месяцев до этого, и внутренне они давно уже полностью созрели. Поэтому любой, кто говорит, что Хиросима нужна была ради спасения американских жизней, кормит вас лепехами огромного размера.
Она бросила на Вудса непонимающий взгляд.
— Лепехами?
Палмер руками изобразил небольшой холмик диаметром приблизительно в полметра.
— Это то, что оставляют за собой коровы.
Ее громкое хихиканье было таким неожиданным, что они оба удивленно заморгали глазами. Увидев это, она тут же прикрыла рот ладошкой и медленно опустилась в кресло, как бы про себя бормоча: лепехи, лепехи…
— Нет, она определенно мне нравится, — заявил Джек и, повернувшись к Палмеру, поинтересовался: — Кстати, до меня тут дошли слухи, что вы с Эдис разбежались, это правда?
— Слушай, Джек, для человека, который последние несколько месяцев ведет жизнь земляного червя, запертого в углу какого-то пыльного кабинета, анализируя полученную информацию, у тебя потрясающие источники. Откуда? Ведь этого не было даже в наших местных газетах. Ни строчки.
— Слухи летят быстро, сам знаешь. Особенно если о твоей миссии многие знали по меньшей мере за месяц до ее начала.
— Что невольно приводит нас к цели твоего визита.
Рафферти бросил на него внимательный взгляд, поднял свой бокал, сделал большой глоток.
— Ты ошибаешься, Вуди. Вот цель моего визита — выпивка и ностальгия. К тому же приглашаю вас обоих на ужин.
— Что ж, с твоей стороны это очень мило.
Рафферти поставил пустой бокал, какое-то время смотрел на него. Затем с тяжелым вздохом неожиданно спросил:
— Ну а что слышно от Эдди Хейгена?
Вот уж кого Палмеру меньше всего хотелось обсуждать с Джеком! Их бывшего командира Хейгена. Они даже тогда не могли найти с ним общего языка, а теперь и подавно.
— А почему ты спрашиваешь?
— Слышал, ты взял этого подловатого жулика к себе на работу.
— Он один из членов Совета директоров нашего банка.
— Неужели ты не понимаешь? Это же чистейшей воды самоубийство. Ты совсем как Клеопатра, когда пригрела на своей груди ядовитую змею! — Он снова повернулся к Элеоноре и с благодарным кивком принял от нее очередной бокал с виски.
— Джек, ты ведь всегда так относился к Эдди, да?
— Ты прав. — Рафферти тяжело вздохнул. — Скажу тебе больше, Вуди. Ничего из того, что происходило с Хейгеном после войны, не поколебало, а только усилило мое презрение к этому мерзавцу, лжецу, подонку, и, что самое обидное, его сделали бригадным генералом, а меня, как нарочно, обошли… Да, а все-таки жаль, что мне так и не удастся получить пожизненную пенсию генерала. С половиной его оклада.