Когда Эдис впервые прочитала об этом в «Таймс», ей все показалось достаточно простым. Дети негров и пуэрториканцев, которые были слишком малы, чтобы работать, будут обучаться прикладным ремеслам и зарабатывать деньги во время обучения. В ходе «Операции Спасение» они научатся изготавливать разные вещички, которые можно использовать в хозяйстве и которые будут выдержаны в стиле примитивизма. Вещи, которые обычно изготавливали слепые люди, живущие в горах на Юге. Прихватки, метелки, рожки для обуви, коврики для прихожей, фетровые тапочки, тряпочки для чистки обуви, корзинки для хлеба, разделочные доски, подставки для стаканов и бутылок и т. д. Грустные, некрасивые ненужные вещички, которые должны были как-то камуфлировать благотворительность и придать ей вид бизнеса.
Джошуа Кимберли, высокий темнокожий мужчина, приветствовавший жену мэра, был инициатором проекта и его главным организатором. Он занимался рекламой «Операции» и на сегодняшний день был единственным инструктором и учителем, который должен был учить нескольких ребятишек, променявших восхитительные, страшные и волнующие улицы Гарлема на этот скучный оазис спокойствия и тоски.
Эдис медленно прошлась по длинной комнате, рассматривая вещи, изготовленные детьми. В передней части помещения фотографы расположили двух испуганных девочек-пуэрториканок. Они стояли у стола, где жена мэра весьма внимательно рассматривала плетеные подставки для низких, с толстым дном, бокалов для виски. Без конца сверкали вспышки. Эдис подумала, видел ли кто-нибудь из детей бокалы, для которых они плели подставки? Эдис незаметно для себя очутилась в маленьком ответвлении от главной комнаты. Вдоль стены стояла складная кровать, покрытая армейским одеялом оливкового цвета. На столике рядом с кроватью стояла картонная коробка из-под фруктов. В ней было полно стамесок, зубил и долот, которыми пользуется при работе скульптор. На полу рядом с кроватью стояла высокая, почти доходящая до глаз Эдис скульптура. Она была еще не закончена. Эдис долго ее рассматривала.
Основа была собрана из разных кусочков дерева размерами пять дюймов на десять. Они были приклеены друг к другу и образовывали постамент размерами в один дюйм толщиной. Хотя Эдис сталкивалась с деревом только в виде полированной мебели, она смогла различить кусочки благородного дерева — ореха, дуба и клена. Скульптор использовал распорки, где у тела должны были быть руки и ноги. Он уже начал работать над этим материалом, чтобы изготовить, как показалось Эдис, женщину с огромным бюстом. В верхней части торса скульптор приклеил кусочки дерева побольше и уже выдолбил соблазнительный сосок из ореха. Он торчал упруго вперед и был окружен немного волнистым кругом более темного цвета, переходящим в округлую грудь.
Эдис простояла перед скульптурой гораздо дольше, чем предполагала. Раньше ей никогда не приходилось видеть незаконченное произведение искусства. Она смотрела на картины, рисунки, статуи только в галереях, музеях или в домах коллекционеров. Даже когда они с Вудсом приобрели достаточно дорогие картины для дома, Эдис никогда не задумывалась о том, что до того, как она впервые увидела картины, были лишь чистые полотна и краски в тюбиках. Она никогда не думала и о том, что писалась картина постепенно и вначале она весьма отдаленно напоминала то, что представало перед ее взором. Для Эдис работы художников каким-то образом были похожи на спектакли, которые шли на Бродвее, или же на концерты, услышанные в Линкольн-центре. Это были законченные предметы искусства. Для нее они иначе и не существовали, как только в своей окончательной, идеальной форме.
Для Эдис стало шоком, когда она увидела, как это роскошное, пышное тело только начинает появляться на свет, прорываясь из твердого дерева, стараясь выбраться из него, как бабочка вырывается из кокона, чтобы начать свою блестящую жизнь.
— Вам не следовало смотреть на это, — произнес голос позади нее.
Она повернулась и взглянула в темно-серые глаза Джошуа Кимберли. Вблизи он совершенно не походил на негра, заметила Эдис. Прежде всего, его нос был тонким, с небольшой горбинкой. Скулы высокие и широкие. Если бы не серовато-коричневый оттенок кожи, без всякой примеси красноты, она бы решила, что перед ней индеец с юго-запада страны или из Мексики.
— Простите, это ваша вещь?
Он кивнул, взял армейское одеяло и накинул его на деревянный остов. Быстрым и несколько небрежным движением. Так матадор играет своим плащом.
— Я уже много времени не подходил к ней. Может, неделю, а может, и месяц.
Его, видно, расстроила эта мысль.
Он говорил немного в нос с акцентом, присущим выпускникам привилегированной школы.
— Вы этим занимаетесь, когда не заняты работой по «Операции Спасение»?
— Именно так. — Он помолчал. — Извините, но в этой суматохе никто нас не представил. Я…
— Да, я знаю. А я — Эдис Палмер.
У него в глазах появилось выражение, как будто он старался что-то вспомнить, и Эдис продолжила:
— Мой муж — президент ЮБТК — «Юнайтед бэнк энд Траст компани», Вудс Палмер.
Он что-то вспомнил.
— Вам принадлежит вещь Ханны Керд.
— Да, это так. Она была в офисе Вудса. Потом он одолжил скульптуру госдепу, и год назад она начала выставляться на различных выставках. Мне кажется, что сейчас скульптура находится в Кобе.
Кимберли покачал головой.
— Нет, она в Мельбурне, в Австралии. В Японии она была в прошлом месяце.
— Вы, наверное, следите за подобными вещами, потому что вы — скульптор.
— Моя скульптура тоже участвует в этом показе. Скульптура Ханны Керд и моя вещь вместе путешествуют по свету.
Он секунду помолчал, потом сбросил одеяло, и деревянная скульптура вновь предстала перед взором Эдис.
— Обычно я не разрешаю никому смотреть на мои незаконченные работы. Но вы и ваш муж — коллекционеры.
Эдис покачала головой.
— Работа Ханны Керд — это единственная скульптура, которой мы владеем. И мне она не нравится. Она совсем не напоминает мне наших детей, хотя они и позировали для нее. Поэтому я не жалею, что госдеп забрал ее у нас надолго.
Кимберли нахмурил свой темный лоб.
— Эта работа Керд стоит где-то тысяч пятьдесят долларов.
— Да, это удачное размещение капитала.
В ту же секунду, как Эдис сказала это, она пожалела. Она ведь кое-что знала о художниках и скульпторах Нью-Йорка, могла бы помнить, что они делятся на два типа людей. Очень удачливые из них одевались, как хиппи. Они продавали работы, изготовленные из неоновых трубок, за фантастические суммы, и над ними посмеивались в кругах серьезных ценителей искусства. Менее удачливые одевались аккуратно, подобно Кимберли. Учили детей в трущобах, за это им разрешали жить и спать в той же дыре, где они занимались с детьми. О них обычно хорошо отзывались серьезные критики спустя лет десять после их гибели от голода.
Эдис также понимала, что удачливые художники могли делать все что угодно за деньги, включая порнографию. Менее удачливые, как, например, Кимберли, не могли поступиться своей честью. Им не нравилось, когда об их работах отзывались как о хорошем способе вкладывать деньги.