– Полагаю, ты кое-что забыла, детка, – сказал он со знакомой идиотской улыбкой.
Не говоря ни слова, Номи подошла к тележке для напитков и взяла с нагретого подноса дымящееся белое полотенце. Она подсела к зеленому кожаному креслу, наклонилась вперед и начала вытирать грязные ступни Таракана. Он удовлетворенно вздохнул и изогнулся в кресле, пока она аккуратно водила полотенцем между пальцами его ног, выполняя эту унизительную процедуру с восхитительным достоинством – глаза опущены, длинные ресницы почти касаются щек. Дойл смутился, словно был на ее месте. Еще одно из проклятых представлений Таракана.
– Ну же, детка, – нежно сказал Таракан, – будь повежливей. Давай, поздоровайся со стариной Дойлом.
Номи помедлила, подняла равнодушные черные глаза.
– Привет, мистер Дойл, – сказала она с ямайским акцентом. Потом продолжила вытирать ноги Таракану.
– Видела бы ты Дойла в старые добрые времена, – продолжал Таракан, улыбаясь. – Он однажды разбросал целую футбольную команду, чтобы спасти мою задницу. Прямо как Мэнникс. Помнишь Мэнникса?
Она не ответила.
– Мэнникс был крутым сыщиком из сериала, который шел тогда по телику. Он выбивал дерьмо из пяти или шести злодеев за раз. Старина Дойл мог бы легко справиться с восьмью или десятью, правда, Дойл?
– Давай-ка закончим с этим собачьим дерьмом, – резко сказал Дойл. Его терпение в конце концов лопнуло. – Мы собрались по поводу продажи «Пиратского острова», не так ли?
Таракан закатил глаза.
– И ты даже не спросишь, как у меня дела? А мы ведь раньше были друзьями, помнишь?
– Я вижу, как у тебя дела, – сказал Дойл. – Ты живешь, как чертов магараджа. Нанимаешь телок, чтобы они мыли тебе ноги. Если я еще раз услышу от тебя слово «дружба», моя дружественная нога отпечатается на твоей заднице.
Таракан покраснел, но прежде, чем он ответил, Номи одернула платье, вскочила и кинулась на Дойла, выставив вперед красные острые ногти. Тот отскочил в сторону, скамеечка опрокинулась. Бурбон выплеснулся на белый ковер. Таракан, смеясь, схватил Номи за подол и усадил к себе на колени.
– Ну-ну, успокойся, детка, – сказал он. – Дыши глубже, вот так, глубже.
Номи сделала несколько глубоких вдохов и вроде бы успокоилась. Таракан утешительно шлепнул ее по заду.
– Почему бы тебе не принести наши любимые штучки, о'кей?
Дойл смотрел на них с безопасного расстояния, стоя спиной к большой африканской маске, похожей на сову, диаметром с крышку от мусорного бака. Номи быстро сделала в его сторону жест, которого он раньше не видел, но тем не менее сразу понял его смысл. Она гордо прошла к двери и исчезла. Дойл поднял скамеечку и снова сел на нее.
– Извини за эту сцену, – посмеиваясь, сказал Таракан. – У Номи что-то вроде болезненной преданности. Но я не льщу себе. Как и большинство женщин, ее привлекает власть. Потеряешь власть – потеряешь женщину. Вот такая любовь.
– Да уж, – сказал Дойл. – Я слышал, ты теперь в Совете уполномоченных представителей.
Таракан ухмыльнулся:
– Не верится, да?
– Не очень.
– Хочешь послушать, как я туда пробрался?
– Нет, – ответил Дойл.
– Деньги, – прошептал Таракан, – много денег.
– Да ты что…
– А так как мы с тобой были приятелями по темным делишкам, так я тебе прямо скажу, как я заполучил наличность, с которой все и началось. Можно назвать это парой очень проницательных деловых решений. В восьмидесятых я попал в мир крэка и вовремя завязал с ним, лет через десять, оставшись примерно с тремя миллионами, припрятанными под матрасом.
– Крэк? – недоверчиво переспросил Дойл.
– Не верь всему, что показывают по телевизору, – махнул желтой рукой Таракан. – Крэк – это то же самое, что и остальное: марихуана, кокаин, выпивка, героин. Все вместе это называется допаминовыми ингибиторами, понятно? Они все делают одно и то же – помогают тебе почувствовать себя хорошо, когда ты этого хочешь. А некоторые люди берут эту самую дурь и запихивают себе в нос. И знаешь, что я придумал? Дойл ответил, что не желает знать.
– Я инвестировал, – не слушал его Таракан, – в недвижимость. Теперь я полностью легален. Тебе нужно держаться меня, Дойл.
– Держу пари, ты уже нашел мне симпатичную маленькую клетку возле боа-констриктора, – сказал Дойл.
Он собирался добавить еще кое-что, но в этот момент вернулась Номи с длинной трубкой из черного дерева, инкрустированной серебром на манер индейской трубки мира, и маленьким квадратным предметом, завернутым в фольгу, как конфета.
– Ага, – сказал Таракан. – Время пить «Миллер».
Номи села на подлокотник кресла рядом с Тараканом, все так же не глядя в сторону Дойла, и развернула фольгу. Внутри оказался липкий брусок черного бирманского героина. Дойл почувствовал тошнотворно сладкий, отдающий лекарством запах и отвернулся. Он никогда не любил курить наркотики, даже в те времена, когда курил, чтобы не выделяться, потому что все жители этой страны тогда были под кайфом. А если ты не был под кайфом, тебе было трудно соблазнять женщин, которые в ту пору настаивали на косяке на двоих, прежде чем пускали к себе в трусы. И все же это ему не нравилось, потому что травка делала его идиотом. Однако то, что он увидел сейчас, отличалось от виденного раньше: другой уровень, гладкая черная рептилия в семействе опиума. Острым краем ногтя Номи соскоблила с кирпичика небольшую горку стружки, небрежно набила трубку и протянула ее Таракану. Тот зажег трубку, глубоко затянулся, задержал дым в легких и протянул трубку Дойлу.
Тот покачал головой.
– Естественно, нет. – Таракан закашлялся, выпуская облако тонкого белого дыма, похожего на пар. – Это не для Мэнникса. – Он протянул трубку Номи, мышцы его лица расслабились, и он откинул голову на зеленую кожу кресла. Номи глубоко вдохнула, полностью заполняя легкие, выдохнула в направлении Дойла и угрюмо уставилась на него через облако дыма.
– Ты не нравишься мне, парень, – сказала она. Ее глаза уже остекленели. – Ты самый настоящий жалкий идиот.
– Иди на хрен, сестричка, – сказал Дойл.
– А эта идиотская одежда, – сказала она, показывая на габардиновые штаны дяди Бака и его же клетчатую рубашку из искусственного шелка навыпуск, от которой исходил слабый несвежий запах жаркого дня 1955 года – Кто твой портной? Сраные Лаверн и Ширли? [52]
– Знаешь что, – сказал Дойл, – я слышал, что такие наряды, как у тебя, носят уличные шлюхи в Кингстоне.
– Сраный ублюдок! – зашипела она, но под влиянием героина ее слова прозвучали не очень эффектно.
– Спокойно, детки, – сказал Таракан, лениво посмеиваясь. – Ну что ж, давай поговорим о «Пиратском острове Дойла». Ты продолжаешь держаться со стойкостью, которая кое-чего заслуживает. Я поднимаю стоимость предложения до двухсот пятидесяти тысяч за эту жалкую кучу дерьма, затерянную в лесу. Идет?