— Нет, я поступил бы так же. И я уверен, что тебя ждет огромный успех, уверен настолько, что сто тысяч из тех денег, которые я только что заработал — я заработал, Джейми, никто другой, — будут вкладом в компанию «Макфей Трейдинг». За… — Он собирался сказать «сорок девять процентов акций», но изменил решение, давая Макфею лицо, и подумал: ты заслуживаешь этого, друг, я никогда не забуду те письма, из-за которых ты мог отправиться на виселицу — сэр Уильям уличил бы нас, в этом я тоже уверен. — За шестьдесят процентов акций?
— Двадцать пять, — ответил Макфей, даже не задумавшись.
— Пятьдесят пять?
— Тридцать пять.
— Сорок девять процентов.
— Идет, если!..
Они оба расхохотались, и Малкольм произнес вслух то, о чем подумал Макфей:
— Если цена акций удвоится. — Потом добавил уже серьезно: — А если не удвоятся, я раздобуду их другим способом.
Макфей долго смотрел на него, по крайней мере ему казалось, что долго. Мысли в его голове образовывали вопросы, но никак не ответы. Почему Малкольм так изменился? Небесный Наш? Это дело с письмами? Дуэль? Определенно нет. Зачем он хочет встретиться с адмиралом? Почему ему нравится Горнт, ведь он — самая настоящая лиса, коварнее и хитрее не бывает.
И почему я выпалил: «Да, я собираюсь уйти», прежде чем сообразил, что делаю, приняв решение, которое обдумывал месяцами: попытать счастья, пока я жив. Он увидел, что Малкольм наблюдает за ним, слабый телом, но спокойный и сильный. Он улыбнулся ему в ответ, радуясь жизни:
— Знаешь, я уверен, что раздобудешь.
Анжелика отдыхала в постели перед ужином; в камине весело полыхали угли. Шторы были задернуты от ветра. Она свернулась калачиком под пуховыми покрывалами и шелковыми простынями и полуспала-полубодрствовала; одна рука удобно пристроилась между ног, как научила её в монастыре Колетта, когда они украдкой забирались вместе в одну постель, после того как монахини выходили из общей спальни и из их отгороженных занавесками келеек раздавался громкий храп. Ласки, поцелуи, шепот и приглушенный смех под одеялом — две юные девушки, делившиеся секретами, мечтами и желаниями, притворявшиеся взрослыми любовницами, как их описывали в романтичных, но запретных уличных книжонках, которые тайком проносились в монастырь камеристками и ходили по рукам среди воспитанниц, — все ненастоящее, здоровое, забавное и безвредное.
Она думала о Париже и чудесном будущем, которое ждало их там: Малкольм, мягкий и умиротворенный рядом с нею, или уже на работе в бухгалтерии компании Струанов, имеющей теперь свою главную контору в Париже, богатый и статный, вся его немочь — лишь воспоминание, от её скверны не осталось даже воспоминаний, их малыш спит в детской дальше по коридору этого их загородного замка, его собственная кормилица и няньки присматривают за ним, к её телу вновь вернулись силы, и оно так же хорошо сложено, как сейчас, роды были легкими. Потом будут визиты вместе с Колеттой на сказочно процветающую шелкопрядильную фабрику Струанов, которую она убедила Малкольма построить после того, как столько всего узнала о выращивании шелкопрядов и сборе шелка.
О, Колетта, — только что написала она, — эти маленькие червячки совершенно необыкновенны, они питаются тутовыми листьями, а потом ты окуриваешь коконы и разматываешь шелк… я никогда не думала, что это может меня так увлечь. Варгаш является моим тайным наставником, и он тайком провел в дом торговца шелком, который показал мне несколько коконов, но мне приходится быть осторожной — я как-то заговорила о своей идее открыть фабрику с Малкольмом и Джейми, и они рассмеялись. Малкольм сказал, чтобы я оставила эти глупости, производство шелка — очень сложное и трудоемкое дело (словно я и сама этого не знаю), и чтобы я не забивала себе голову заботами о бизнесе. Я убеждена, они хотят, чтобы мы были коконами, которыми они могут вертеть, как им вздумается, и все. Колетта, пришли мне все книги о шелке, какие сумеешь найти…
Как мило иметь свою собственную бухгалтерию и деньги, подумала она. Когда мы будем жить в Париже, мы будем ездить в Лондон, иногда в Гонконг, я буду устраивать званые обеды, и вечера, и роскошные балы для моего сказочного принца и его лучших друзей…
Она бросила взгляд на письмо Колетте, лежавшее на бюро, которое она только что запечатала. Новые секреты, которыми она поделилась с подругой, по крайней мере отчасти:
Этот Эдвард Горнт становится настоящим другом, таким очаровательным и учтивым, настоящим другом, не то что Андре. Я уверена, дорогая Колетта, он будет другом на всю жизнь, потому что моему дорогому Малкольму, похоже, тоже нравится его общество. Ну разве это не странно — ведь Эдвард работает на этих ужасных Броков, о которых я тебе рассказывала, и на Норберта Грейфорта, который с каждым днём выглядит все желчнее, совсем как злой колдун, каким он и является! Сегодня мы даем ещё один БОЛЬШОЙ вечер. Будут все, Андре играет, Эдвард, он танцор, легкий как бабочка…
Она не написала, что в последний раз, когда они танцевали вместе, на обеде, который давал сэр Уильям, он держал её руку по-другому, опасно, разговаривая с ней красноречивыми пожатиями, один раз его мизинец подогнулся, коснувшись её ладони: язык влюбленных, я хочу тебя, да или нет и когда — не говори нет!
Она передвинула свою руку, холодно и твердо. Он ничего не сказал, только глаза его улыбались, и она поняла, что он знает, что она не рассердилась по-настоящему, просто была недоступна, помолвлена.
Не была она сердита и на Андре, по-настоящему сердита. Несколько дней назад они случайно встретились во французской миссии.
— Вы хорошо выглядите, Анжелика, я в восторге от того, что вижу вас. Могу я поговорить с вами наедине?
Она ответила «конечно», и когда они остались одни, он сказал ей, что речь пойдет о деньгах, которые он ей ссудил.
— Я сейчас в очень стесненных обстоятельствах, пожалуйста, не могли бы вы вернуть их мне?
— Но я думала, что… что та сделка все покрыла. — Её сердце глухо стукнуло и на мгновение провалилось куда-то, когда она вспомнила об их хитрости с потерянными серьгами.
— Прошу прощения, нет, не покрыла. Те деньги пошли маме-сан в уплату за советы и лекарство.
Она вдруг вспыхнула.
— Мы договорились никогда не упоминать о… о том деле, никогда, разве вы забыли? — тихо произнесла она, с трудом сдерживая себя, чтобы не закричать на него за то, что он нарушил их священный договор. — Этого никогда не было, не было, мы же договорились — это был просто дурной сон!
— Я согласен, что этого никогда не было, но вы упомянули о сделке, Анжелика, я не заговаривал об этом, только о деньгах. Извините, но они мне очень нужны. — Его взгляд стал холодным.
Она с осторожностью закупорила внутри себя свой гнев, проклиная Андре за то, что он нарушил её спокойствие. Ей удалось убедить себя, что ничего, совершенно ничего с ней не происходило — за исключением одного-единственного человека, который мог оспорить это, ничего и не произошло. Это была правда. Абсолютная, если бы не он.