— Вы совсем рехнулись, Док, — сказал ему Небесный Наш, сипло откашливаясь, — как и она, как и я, говоря, хорошо, я с вами.
Крошка Вилли окотится, ну да ладно, завтра вечером так завтра вечером. — Этот разговор произошел в клубе несколько часов назад, люди кругом по обыкновению шумели и спорили. — Выпейте ещё виски.
— Я выпью кофе, спасибо, а потом мне пора.
— Её рассказ напомнил мне о моей Нелли, Док. Я ведь был женат, когда служил клерком в юридической конторе, шестнадцать мне тогда было, ей пятнадцать, по крайней мере мы притворялись, что были женаты, и жили на чердаке неподалеку от Флит-стрит, рядом с пабом «Старый чеширский сыр», там хозяином Сэм Джонсон был. Она умерла при родах, и крошка, это был мальчик, тоже помер. — Он предложил Хоугу сигару и закурил сам. — Могила для нищих, два пенса за еженощную тачку, выносите своих мертвых, и больше я их не видел. Холера в том году была тяжелая, дизентерия тоже, кладбища были забиты до отказа. — Небесный Наш сплюнул в плевательницу. — Уже много лет не вспоминал я крошку Нелли. А вы были женаты, Док?
— Да, один раз, она тоже умерла в Лондоне.
— Ещё одно совпадение, а? После Нелли мне так ни разу и не захотелось жениться — я тогда поклялся, что таким бедным больше не буду, как бы оно ни сложилось, — всю жизнь в дороге, слишком много переездов. Девчонок у меня было полно, но вот болезнь я так и не подхватил. А вы, Док?
— Нет. — Хоуг скрестил пальцы. — Пока нет.
— Эй, да вы, оказывается, тоже суеверны, как и я?
— Да. Вы уверены насчет законности того, что мы делаем?
— Увереннее и быть нельзя, уверен, как в собственном дерьме, да только ежели Крошка Вилли захочет, он вам надергает целую дюжину обвинений, как тузов из колоды, можете не сомневаться. Послушайте, как бы оно ни повернулось, Тесс Струан взбеленится так, что у неё исподнее по всем швам разлезется, а это значит конец вашему содержанию, и окажетесь вы на стремнине без весла.
— Нет. Я возвращаюсь в Индию…
Странно, как плохое ведет к хорошему или хорошее к плохому. Все это по-настоящему заставило меня решиться. На этот раз я действительно возвращаюсь, возвращаюсь в Куч-Бехар в Бенгалии, где я тогда квартировался и откуда она родом. Я разыщу её семью… а там посмотрим. Денег на это и на несколько оставшихся лет у меня хватит, наши сын и дочь теперь взрослые, нити пестротканого ковра под названием Лондон; они получили лучшее образование, какое я мог им дать, и все деньги, какие я мог им посылать, моя сестра и её муж теперь их настоящие родители — оба плоть от плоти Англии, её суть.
Я хороший врач, а, Господь свидетель, в Индии нужны врачи, даже плохие, поэтому, кто знает, может быть, я смогу найти там немного счастья… я даже не жду этого, лишь крохи покоя, какое-то отдохновение от непреходящего ужаса вины за то, что я убил её.
Чувствуя себя усталым, он внимательно осмотрел оба гроба. Последний взгляд, чтобы проверить, все ли так, как должно быть. Он взял фонарь и вышел, заперев дверь за собой.
Зловещая луна отбрасывала тень через открытые окна. Бесшумно сдвинулась с места другая тень. Сержант Тауэри заглянул внутрь морга. Он был озадачен. С чего бы это Доку Хоугу приезжать сюда среди ночи, а потом ещё копать землю в саду, словно какому подлому разорителю могил, и засыпать землей гроб туземца?
Любопытство до добра не доведет, парень, да только не вашего покорного слугу, особенно когда я тут за старшего. Завтра надобно тебе будет поподробнее все тут рассмотреть, пока наш добрый доктор не проснулся и пока сам Всемогущий Господь Бог Паллидар не прибудет с проверкой. Он-то ответ отыщет.
КАНАГАВА
Пятница, 12 декабря
— Итак, доктор? — ледяным тоном произнес Паллидар. Хоуга только что вызвали к нему. Он сидел на краю стула, бледный и взволнованный. С негнущейся спиной и в мундире, Паллидар выглядел внушительно, хотя и сильно страдал от простуды. На столе лежала его треуголка с плюмажем, рядом с ней сабля, свет раннего утра поблескивал на позументе. Позади него стоял сержант Тауэри. Колокола храма гудели зловеще. Хоуг застенчиво передернул плечами.
— Балласт.
— Ради Христа, доктор, это же не трибунал, и лично мне все равно, даже если вы станете набивать гробы коровьим навозом. Будьте добры, объясните мне, зачем вы сделали то, что сделали прошлой ночью.
— Я… я… подумал, подумал, что это неплохая мысль.
— Я хочу знать, немедленно… — Приступ кашля не дал ему договорить. В отчаянии Паллидар высморкался, прокашлялся, прочистил горло и закашлялся снова.
Хоуг оживился:
— Я… у нас тут в клинике есть кое-какая особая, новая микстура от кашля, она эту простуду мигом снимет, там в ней хинин есть, опий. — Он начал подниматься со стула. — Я сейчас принесу немного и…
— Сядьте! Речь о гробе, ради всех святых, а не о моей простуде! Сержант видел вас. Как и положено, он доложил мне. А теперь ответьте мне зачем?
Хоуг мялся и изворачивался, но знал, что он в ловушке. Обругав про себя сержанта, он сказал:
— Могу… могу я… могу я поговорить с вами наедине, Сеттри, старина, пожалуйста?
Паллидар гневно воззрился на него.
— Хорошо. Сержант! — Тауэри отдал честь и, печатая шаг, вышел. — Ну?
— Э-э… видите ли… видите ли… — Хотя Хоуг изначально решил резким тоном попросить его не совать нос в чужие дела и сказать, что, слава Богу, военная дисциплина на него больше не распространяется, а вы, проклятые офицеры, довольно попирали меня ногами, больше у вас это не получится… он вдруг обнаружил, что выкладывает ему все как есть, со всеми подробностями, закончив: — Теперь вы понимаете, Сеттри, все дело было в весе, получалась разница в весе, земля же подходила как нельзя лучше… Послушайте, Джордж Бебкотт должен появиться в любую минуту, но он не должен ни о чем знать, никто не должен — вы ничего не знаете, мы просто пошлем неправильный, вернее, правильный гроб на клипер, а сегодня вечером, когда подойдет катер, мы, с Божьей помощью, похороним его так, как он хотел и как хочет Анжелика. — Хоуг принялся обмахиваться рукой, чувствуя себя лучше и вместе с тем слабея от сознания своей вины. — Вы ничего не знаете. А теперь, теперь я принесу эту микстуру от кашля.
— Да сядьте же вы наконец. — Паллидар буквально испепелял его взглядом. — Чертов вы дурак. Во-первых, вы сегодня в окно выглядывали?
— А? — Хоуг сделал, как было сказано. Окна комнаты выходили на море. По серой поверхности моря перекатывались тяжелые валы, дождевые облака скрыли солнце, затянув почти все небо. — О!
— Да, о! Ещё до вечера начнется шторм, чёрт подери, так что никакого погребения с катера, даже если бы это было возможно, а вам известно, что сэр Уильям приказал похоронить тело в Гонконге, стало быть, клянусь Господом, там оно и будет похоронено.
— Но, Сеттри, не…