«Малкольм! Бедный Малкольм, я так надеюсь, что ему лучше. Мы вернемся в Иокогаму сегодня же, там я сяду на ближайший пароход до Гонконга, а оттуда — в Париж… но, боже, что я видела во сне, что видела!»
Ночные фантазии все ещё были ярки в её сознании, смешавшись с другими картинами: Токайдо, Кентербери с отрубленной рукой, Малкольм, такой странный, эти его слова о том, что они поженятся. Воображаемый запах хирургической палаты хлынул ей в ноздри, но она прогнала его из головы, зевнула и протянула руку за маленькими часами, которые лежали на прикроватном столике.
Шевельнувшись, она почувствовала, как её больно кольнуло в низу живота. В первую секунду она приняла это за признак того, что месячные у неё опять начнутся раньше времени, потому что не всегда они приходили регулярно, однако тут же отбросила это предположение как невозможное.
Часы показывали десять часов двадцать минут. Они были отделаны ляпис-лазурью — подарок отца, он преподнес его ей в Гонконге восьмого июля, в день её восемнадцатилетия, немногим более двух месяцев назад. «Сколько всего произошло с тех пор, — подумала она. — О, я буду так счастлива уехать назад в Париж, к цивилизации, чтобы никогда не возвращаться сюда, никогда, никогда, ни…»
Она вдруг поняла, что лежит под простыней почти нагая. К своему изумлению, она обнаружила, что ночная рубашка покрывала только её руки и плечи, а спереди была распорота сверху донизу и скомкалась под ней. Она недоуменно приподняла оба края. Желая рассмотреть все получше, она выскользнула из постели, чтобы подойти к окну, но опять ощутила легкое жжение в промежности. И теперь, при свете дня, заметила на простыне предательский мазок крови и нашла её следы у себя между ног.
— Как мои месячные могут…
Она принялась считать и пересчитывать дни, но получалась полная ерунда. Последнее кровотечение прекратилось две недели назад. Потом она заметила, что в добавление ко всему она ещё и немного влажная внизу, а уж этого она никак не могла объяснить… тут сердце её провалилось куда-то, и она едва не потеряла сознание, когда собственный мозг прокричал ей, что её сны были вовсе не снами, а реальностью — ею овладели силой, пока она спала.
— Это невозможно! Ты сошла с ума — это невозможно, — ошеломленно выдохнула она, чувствуя, как стены душат её, сжимаются вокруг неё. — О боже, пусть это будет сон, часть того сна. — Шаря перед собой руками, она добралась до кровати. Сердце тяжело стучало в висках. — Ты не спишь, это не сон, ты не спишь!
Она снова лихорадочно осмотрела себя, потом осмотрела ещё раз, уже более тщательно. Её знаний хватило, чтобы пропали последние сомнения насчет происхождения этой влаги и насчет того, что её девственная плева порвана. Она не ошиблась. Её изнасиловали.
Комната закружилась у неё перед глазами. «О боже, я погибла, жизнь кончена, впереди лишь мрак и ужас, ибо ни один порядочный мужчина, ни один подходящий жених не назовет меня своей женой теперь, когда я осквернена, а брак — единственный способ для девушки подняться выше по социальной лестнице, обеспечить себе счастливое будущее, вообще какое-нибудь будущее, другого просто нет…»
Когда смятение немного улеглось, и она снова смогла видеть и соображать, Анжелика обнаружила, что лежит поперек кровати. Дрожа и путаясь, она стала восстанавливать события этой ночи. Я помню, что заперла дверь на задвижку.
Она повернула голову к двери. Засов был на месте.
Я помню Малкольма, мерзкий запах в его комнате, помню, как выбежала от него, помню спокойно спящего Филипа Тайрера. Потом доктор Бебкотт дал мне питье, и я пошла наве…
Питье! О боже, меня одурманили! Если Бебкотт может даже оперировать, давая людям эти лекарства, то, конечно, все это вполне могло бы случиться, естественно, я была беспомощна, но что мне сейчас толку от этого объяснения! Это случилось! Что, если у меня будет ребенок!
Её опять охватила паника. Слезы хлынули из глаз, и она едва не зарыдала в голос.
— Прекрати! — пробормотала она, прилагая все силы, чтобы взять себя в руки. — Прекрати! Тебе нельзя издавать ни звука, нельзя! Ты одна, больше никто не может тебе помочь, только ты, тебе необходимо сосредоточиться. Что ты теперь будешь делать? Думай! — Она несколько раз глубоко вдохнула, чувствуя, как ноет сердце, и попыталась заставить свой расстроенный мозг работать. — Кто это был?
«Дверь на запоре, значит, никто не мог войти в комнату через неё. Погоди минутку, смутно припоминаю… или это было лишь частью сна, перед тем как… кажется, я вспоминаю, что открывала дверь, открывала дверь Бебкотту и… и этому морскому офицеру Марлоу… потом заперла её снова. Да, все правильно! По крайней мере, я думаю, что так все и было. Он ещё говорил по-французски… да, говорил, но плохо, потом они ушли, и я заперла дверь на задвижку, я уверена, что заперла. Но зачем они стучались ко мне среди ночи?»
Она вновь и вновь пыталась найти ответ, но безуспешно, не уверенная до конца, что все это действительно происходило на самом деле; ночные картины уплывали во мрак. Некоторые из них.
«Сосредоточься!
Раз дверь заперта, значит, он пробрался в комнату через окно. Она изогнулась на кровати и посмотрела туда: деревянный брусок, которым запирались ставни, валялся на полу под окном.
Значит, кто бы это ни был, он проник в комнату через окно! Кто же? Марлоу, этот Паллидар или даже сам добрый доктор — я знаю, что все они хотят меня. Кто знал, что я приняла снотворное? Бебкотт. Он мог сказать об этом остальным, но никто из них, конечно же, не осмелился бы на такое злодейство, не рискнул бы отвечать потом за то, что забрался ко мне из сада, потому что, разумеется, я буду кричать на каждом углу…»
Крик, пронзительный и беззвучный, сотряс её тело изнутри, предупреждая: будь осторожна. Твое будущее зависит от того, насколько осторожно и умно ты себя поведешь. Будь осторожна.
«Ты уверена, что это действительно происходило сегодня ночью? Как же быть со снами? Возможно… нет, пока я не стану думать о них, но только врач может сказать мне наверняка, что со мной в действительности произошло, значит, идти следует к Бебкотту. Погоди, ты могла… ты могла надорвать этот крошечный кусочек кожи во сне, когда металась в кошмаре — ведь это был всего лишь кошмар, не правда ли? Такое случалось с некоторыми девушками. Да, но они по-прежнему оставались девственными, и это не объясняет того, что у тебя там все влажно.
Вспомни Жанетту из монастыря, бедную глупенькую Жанетту, которая влюбилась в одного из торговцев и позволила ему все, а потом возбужденно рассказывала нам об этом во всех деталях. Она не забеременела, но про неё стало известно настоятельнице и на следующий же день она исчезла из монастыря навсегда. Позже мы узнали, что её выдали замуж за какого-то деревенского мясника, единственного мужчину, который согласился взять её.
Я никому ничего не позволяла, но это мне не поможет, доктор мог бы дать точный ответ, но и это мне не поможет, да и сама мысль о том, что Бебкотт или любой другой врач заглянет мне в душу, наполняет меня ужасом, к тому же Бебкотт в этом случае узнает мою тайну. Как я могу доверить ему такой секрет? Если об этом станет известно… Я должна сохранить все в тайне! Но как, как тебе это удастся, и что потом?