— Со ка? — Его интерес удвоился. — Где? В замке?
Она покачала головой.
— Нет. Это самое лучшее известие: за его стенами, во дворце Зукумуры Безмозглого, как и в прошлый раз.
Его лицо скривилось.
— Так много возможностей, Мэйкин, редких возможностей. Совсем как Утани, neh? Такой большой соблазн. Убийство Утани до сих пор гремит по всему Ниппону! Хирага? Его ещё не поймали?
— Нет, главный гайдзин отпустил Акимото, и Такэда тоже в безопасности. — Некоторое время она наблюдала за ним, гадая, о чем он думает, потом добавила тихо: — Две последние вещи, которые вам необходимо знать. Князь Ёси присутствовал на встрече врача и тайро, тоже всего с несколькими охранниками. Я слышала, он опять там будет. — Она увидела, как свет, наполнявший комнату, вспыхнул в его глазах, и ощутила внезапный страх, почувствовав его сдерживаемое бешенство.
— Ёси и Андзё вместе, эти псы за стенами замка и вместе? И-и-и-и, Мэйкин, какая редкая удача! — Кацумата весь дрожал от волнения. — Вы можете выяснить, когда точно прибудет врач?
Она подалась вперед, чувствуя, как кружится голова от забрезжившей надежды, и прошептала:
— Я жду ещё одного вестника сегодня вечером. Тогда я буду знать. Райко поймет, какой жизненно важной возможностью это могло бы стать для нас, для всех нас, чтобы все мы могли свести сразу много счетов.
По сути, возможности, подобной этой, ещё никогда не представлялось, если все действительно произойдет именно так. Он нахмурился.
— Я не могу ждать здесь или вернуться ночью ещё раз. Когда была первая встреча, в какое время дня?
— Рано утром.
Морщины на лбу стали глубже, потом разгладились.
— Мэйкин, все сиси будут в долгу перед вами. Если встреча состоится завтра, немедленно передайте мне время, гостиница Голубых Небес, рядом с мостом у Нихонбаси.
Он поклонился, и она поклонилась, оба удовлетворенные — пока что.
Мост у Нихонбаси считался первым этапом на Токайдо, у самой границы Эдо, а гостиница Голубых Небес являлась одной из дюжин других, богатых и бедных, которые были в беспорядке разбросаны по всей округе. Ночь выдалась безлунная и холодная, небо затянула сплошная пелена облаков, до полуночи оставалось все ещё несколько часов. Голубые Небеса стояли в грязном проулке, гостиница была из тех, что победнее — неприметное, обветшавшее двухэтажное здание с пристройками, кухнями и несколькими небольшими, отдельно стоявшими домиками на одну комнату в саду, обнесенном стенами. На веранде одного из таких домиков сидел Кацумата, погруженный в глубокое раздумье. Его одежды были на стеганой подкладке и защищали его от ночного холода. Он сидел и наслаждался садом — единственное, за чем тщательно ухаживали в этой гостинице.
Яркие цветные фонари среди изысканных насаждений, окружавших маленький ручеек и мостик, успокоительное, дружелюбное журчание воды и мерное, резонирующее постукивание бамбукового стакана на поворотном стержне, который падал и ударялся о камень, наполняясь водой из миниатюрного водопада и опрокидываясь снова и снова, пока падала вода. Его телохранитель сиси молча остановился на мгновение, сделал знак, что все тихо, и продолжил свой обход гостиницы.
Клоппп-клоппп водяной мельнички действовало на него успокаивающе. И тихое журчание воды. Его существо было наполнено жизненной энергией, планами и идеями, будущее вновь стало желанным, сегодня ночью он не чувствовал усталости, времени много, Мэйкин успеет прислать…
Меж кустов скользнула тень, ещё одна, позади домика раздался тихий звук, и он вскочил, с мечом в руке, и побежал к потайной двери, скрытой в кустарнике, но три человека в облачении ниндзя выступили из темноты и встали на его пути с поднятыми мечами. Он тут же повернулся и бросился в другую сторону, но и там оказались ниндзя, весь сад наполнился ими, одни надвигались на него, другие замерли, как камни, ожидая его приближения. В следующий миг он бросился в отчаянную атаку на легкую мишень, четырех человек, подбиравшихся к нему слева. Он убил одного, остальные исчезли так же быстро, как появились. Внезапно острая боль резанула по глазам, ослепив его — в лицо ему бросили едкий порошок. Он взвыл от гнева и муки и вслепую обрушился на врага; ярость от того, что его обманули и заманили в ловушку, наделила его руки невероятной силой, а ноги — крыльями.
Его меч нашел свою жертву, человек вскрикнул, лишившись руки, а Кацумата сжался в пружину и, ничего не видя перед собой, нанёс новый удар, метнулся влево, вправо, опять вправо, сделал ложный выпад, пытаясь протереть глаза. Он крутился, рубил мечом, метался в панике из стороны в сторону, раздирая веки ногтями.
На какое-то мгновение его взор очистился. Перед ним лежал открытый путь к свободе и высилась стена. Обезумев, он прыгнул вперед, и тут чудовищный удар в спину бросил его на траву. В отчаянии он развернул свой меч, чтобы упасть на него, но второй удар отбросил клинок в сторону, сломав ему руку. Он пронзительно закричал. Сознание покинуло его.
Крутящаяся тьма в бездонной яме была нескончаемой пыткой, в глухой черноте перед глазами вспыхивали зеленые и красные пятна. Он не слышал ничего, кроме ударов гигантского молота, грудь горела огнем, сердце бешено колотилось, ни рот, ни глаза, ни уши не служили ему. Ледяная вода окатила его, и он судорожно открыл рот. Ещё один поток обрушился на его лицо, и ещё. Кашляя и задыхаясь, он выкарабкался из темноты. Жгучая боль в сломанной руке — острый обломок кости торчал из кожи — взмыла и ударила в голову, вернув ему зрение. Он обнаружил, что распят на земле и совершенно беспомощен: на каждой кисти и щиколотке стоял ниндзя, но это были не ниндзя. Теперь они сняли маски. Он узнал Абэ, который стоял прямо над ним. Затем он увидел поблизости Ёси, тоже в темном, но одетого иначе, чем те, кто дрался с ним. Двадцать или тридцать воинов окружали их со всех сторон. Безмолвных, как ночь и все вокруг.
— Итак, Кацумата! Кацумата Ворон, Кацумата — главный сиси, вождь сиси и покровитель женщин, — сказал Ёси, и голос его был так мягок. — Какой стыд, что вы живы. Пожалуйста, правду. Койко, она была частью вашего заговора, neh?
Кацумата лихорадочно пытался собраться с мыслями, и когда ответ не последовал немедленно, самурай, стоявший на сломанной руке, резко пнул торчащую кость, и он закричал: железная воля, которой он, как ему всегда представлялось, обладал, оказалась потерянной вместе со свободой.
— Пожалуйста, о, пожалуйста…
— Койко, она была частью вашего заговора?
— Не моего заговора, государь, её и мамы-сан, её, государь, — захлебываясь, забормотал сломленный человек, его голова горела огнем, как и рука, боль была невыносимой, — нет… она была… это была она, она и её мама-сан, не я, господин, я был ни при чем, это все она и Мэйкин, её мама-сан, не я, это они, не я…
— Со ка? А Сумомо, та сиси, которая бежала вместе с вами через поземный ход, ход в Киото, помните? Вы помните Сумомо? Вы запугали Койко и, тайно от неё, приказали Сумомо убить меня, neh?