— Ты оставайся здесь, Ток. Если я не получу свои деньги, возьмешь их из этого филиала!
— Да, Господин.
И они поехали в Сентрал. К полудню Четырехпалому У открыли новые счета, половину — в «Блэкс», другую — в банке «Виктория». Пол Чой был потрясен количеством отдельных счетов, которые пришлось закрыть, а потом открыть вновь. И количеством денег.
Двадцать с лишним миллионов гонконгских долларов.
Несмотря на все мольбы и объяснения, старый моряк отказался выделить денег для игры на понижение акций «Хо-Пак», рявкнув, что это занятие для воров гуйлао. Поэтому Пол улизнул от отца и стал обращаться ко всем биржевым брокерам, кого только мог найти, надеясь сыграть на понижение самостоятельно.
— Но, уважаемый, вас никто не знает. Конечно, если вы предоставите печатку вашего дяди или его письменное заверение, тогда…
Он выяснил, что брокерские фирмы почти исключительно европейские, в большинстве — английские. Ни одной китайской. Все места на бирже заняты европейцами, и опять же по большей части англичанами.
— Но это вроде бы не совсем правильно, мистер Смит, — сказал Пол Чой.
— О, боюсь, наши местные жители, мистер, мистер… мистер Чи, верно?
— Чой, Пол Чой.
— Ах да. Боюсь, местных жителей мало интересует такой непростой современный бизнес, как брокерство, и рынок ценных бумаг. Вы, конечно, знаете, что все они иммигранты? Когда мы пришли сюда, Гонконг был лишь голой скалой.
— Да. А вот мне это интересно, мистер Смит. В Штатах биржевой бро…
— Ах да, Америка! Уверен, что в Америке все делается по-другому, мистер Чи. А теперь, прошу извинить… До свидания.
Пол Чой метался от брокера к брокеру, но везде была та же история. Никто не хотел иметь с ним дела без печатки отца.
Наконец, оказавшись на Мемориал-сквер, он присел на скамейку рядом со зданием суда, высотками «Струанз» и «Ротвелл-Горнт» и погрузился в размышления, рассеянно разглядывая гавань. Затем отправился в библиотеку суда и, чтобы проложить себе дорогу к фондам, попытался заговорить педантичного библиотекаря.
— Я из фирмы «Симс, Доусон и Дик», — лихо заявил он. — Я их новый адвокат из Штатов. Им срочно нужна кое-какая информация о рынках ценных бумаг и биржевом брокерстве.
— Правительственные установления, сэр? — услужливо осведомился пожилой евразиец.
— Да.
— Таких не существует, сэр.
— Как?
— Ну, почти нет. — Библиотекарь подошел к полкам. Требуемый раздел занимал всего лишь несколько абзацев в гигантском томе.
Пол Чой уставился на него, пораженный:
— И это все?
— Да, сэр.
У Пола Чоя даже голова пошла кругом.
— Но тогда он широко открыт, рынок широко открыт!
Библиотекарь был слегка изумлен.
— Да, по сравнению с Лондоном или Нью-Йорком. Что касается биржевого брокерства, то брокером может стать любой при условии, что кто-то хочет, чтобы он продавал акции, и есть кто-то, кто хочет, чтобы он их покупал, и оба готовы платить комиссионные. Проблема в том, что… э-э… существующие фирмы полностью контролируют рынок.
— А как можно преодолеть эту монополию?
— О, я не стал бы этого делать, сэр. Мы в Гонконге вообще за сохранение статус-кво.
— Тогда как туда прорваться? Как занять там хоть какое-то место?
— Сомневаюсь, что у вас получится, сэр. Англичане контролируют все очень тщательно, — деликатно сказал библиотекарь.
— Но это неправильно.
Пожилой человек покачал головой и мягко улыбнулся, сплетя пальцы. Ему нравился стоявший перед ним молодой китаец, он завидовал его неиспорченности — и полученному в Америке образованию.
— Я полагаю, вы хотите играть на рынке от своего имени? — мягко спросил он.
— Да… — Пол Чой туг же понял свою ошибку и попытался исправить её, проговорив, запинаясь: — По крайней мере… как сказали в «Доусон», для меня…
— Да будет вам, мистер Чой! Вы не из «Симс, Доусон и Дик», — вежливо пожурил его библиотекарь. — Если бы они взяли на работу американца — а это неслыханное нововведение, — о, я узнал бы об этом вместе с сотней других людей задолго до вашего визита сюда. Вы, должно быть, мистер Пол Чой, племянник великого У Санфана, и недавно вернулись из Гарварда, в Америке.
Пол Чой уставился на него в изумлении:
— Откуда вы знаете?
— Это Гонконг, мистер Чой. Город очень маленький. Мы должны знать, что происходит. Именно так мы и выживаем. Вы хотите играть на рынке?
— Да. Мистер?..
— Мануэль Перрьера. Я португалец из Макао. — Библиотекарь вынул авторучку и красивым каллиграфическим почерком стал писать рекомендацию на обороте своей визитной карточки. — Вот, пожалуйста. Ишвар Сурджани — мой старый приятель. У него офис в двух шагах от Натан-роуд, в Коулуне. Он — парси [120] из Индии, меняет деньги и валюту, а также время от времени покупает и продает акции. Он может помочь вам. Но помните, что его займы или кредиты — дорогое удовольствие, так что ошибаться вам нельзя.
— Вот спасибо, мистер Перрьера. — Пол Чой протянул руку. Удивленный Перрьера протянул свою. Пол Чой горячо пожал её и ринулся к выходу, но остановился. — Скажите, мистер Перрьера… рынок ценных бумаг. Можно ли на нем заработать, пусть и с немалым риском? Как угодно? Чтобы хоть как-то туда протиснуться?
В шевелюре Мануэля Перрьеры уже серебрилась седина. У него были красивые руки и ярко выраженные китайские черты лица. Он смерил взглядом стоящего перед ним юношу, а потом тихо произнес:
— Вам ничего не мешает учредить компанию и создать свой собственный рынок ценных бумаг — китайский. Это вполне соответствует законам Гонконга — или их отсутствию. — Старые глаза сверкнули. — Все, что вам нужно, — это деньги, контакты, знания и телефоны…
— Мои деньги, пожалуйста, — хрипло прошептала старая ама. — Вот моя сберегательная книжка. — От жары, царившей в помещении абердинского филиала «Хо-Пак», лицо её раскраснелось. Было уже без десяти три, а ждала она с самого рассвета. На ветхой блузке и черных штанах выступили пятна пота, на спину свисала длинная и жидкая, как мышиный хвостик, косичка с проседью. — Айийя, не толкайтесь! — крикнула она стоявшим сзади. — Скоро подойдет и ваша очередь!
Молодая кассирша взяла книжку и снова взглянула на часы. «Айийя! Слава всем богам, в три мы закрываемся», — подумала она и, борясь с мучительной головной болью, стала беспокойно гадать, как закроют двери. Ведь перед забранными решеткой окошечками толпится столько раздраженных людей, а на них напирают те, что снаружи.