— Возможно, это один из китайских банков. Прошу прощения, но я не могу раскрывать источник сведений. Но вам лучше подготовиться: уж очень, черт возьми, четкое создается впечатление, что большие парни нацелились на вас.
16:25
— Они не спят вместе, тайбань, — произнесла Клаудиа Чэнь.
— Что? — Данросс рассеянно поднял взгляд от кипы бумаг, которые просматривал.
— Не спят. Во всяком случае, не спали прошлой ночью.
— Кто?
— Бартлетт и ваша Сиранушечка.
Данросс прекратил работу.
— Вот как?
— Да. Спят в отдельных комнатах, на разных кроватях, завтракают вместе в главной комнате — пристойно одетые, что интересно, потому что и тот, и другая ложатся в постель без одежды.
— Без одежды?
— Да. Во всяком случае, так было вчера вечером.
Данросс ухмыльнулся, и она порадовалась, что доставила ему удовольствие. За весь день он первый раз по-настоящему улыбнулся. С тех пор как она приехала в восемь утра, он работал будто одержимый, то и дело отлучаясь: в полицию, к Филлипу Чэню, к губернатору, два раза в банк, один раз в пентхаус, чтобы переговорить с каким-то человеком, которого она не знала. Ни минуты на ланч, а ведь, как доложил ей привратник, приехал тайбань на рассвете.
Она видела, какое бремя легло на него сегодня, бремя, под которым все тайбани рано или поздно сгибались — а иногда и падали. Она была свидетельницей того, как плохой джосс, одна неудача за другой — огромный ущерб в судоходстве в годы войны, катастрофическая потеря Гонконга, гибель сыновей и племянников — подкосили отца Иэна. А добила его утрата континентального Китая. На её глазах события вокруг Суэца надломили Аластэра Струана, который так и не оправился от поражения. Невезение преследовало Аластэра, пока его не доконал организованный Горнтом обвал акций «Струанз».
«Какое это, должно быть, ужасное напряжение, — думала она. — Беспокоиться обо всех наших людях и нашем доме. Тревожиться из-за всех наших врагов, всех непредвиденных катаклизмов — и природных, и вызванных человеческой волей, — которые, похоже, никогда не кончатся. Помнить обо всех прегрешениях, беззакониях и дьявольских выдумках прошлого, которые того и гляди вырвутся из нашего родового ящика Пандоры, как это и случалось прежде время от времени. Жаль, что тайбани не китайцы. Тогда грехи прошлого были бы значительно легче».
— А почему вы так уверены, Клаудиа?
— Ни у того, ни у другого нет пижамы или ночной рубашки, какие показывают в кино, — просияла она довольной улыбкой.
— Откуда это вам известно?
— Умоляю, тайбань, не могу же я раскрывать свои источники!
— А что ещё вам известно?
— Ах! — вздохнула она и тут же сменила тему разговора: — Собрание совета директоров «Нельсон трейдинг» начинается через полчаса. Вы просили напомнить. Можете уделить мне несколько минут до него?
— Да. Через четверть часа. И все же, — добавил он с категоричностью, которая была ей знакома слишком хорошо. — Что ещё вам известно?
Она вздохнула, а потом с важным видом справилась в своих записях.
— Замужем она не была. О, множество ухажеров, но все ненадолго, тайбань. Вообще-то, по слухам, никто не…
Брови Данросса взметнулись вверх.
— Вы хотите сказать, что она девственница?
— О, насчет этого мы не совсем уверены. Известно лишь, что она никогда не задерживалась допоздна с каким-либо джентльменом и не оставалась на ночь. Нет. Единственный джентльмен, с которым она появляется на людях, — мистер Бартлетт, и это случается не часто. За исключением деловых поездок. Он, кстати, тайбань, очень даже переменчив — ходок. Вот даже какое слово употреблено. Ни одной дамы…
— Употреблено кем?
— Ах! У мистера «Красавчика» Бартлетта нет постоянной подруги, тайбань. Ничего серьезного, как говорится. Он развелся в пятьдесят шестом — как раз когда ваша Сиранушечка стала работать в его фирме.
— Она не моя Сирануш.
Клаудиа ещё шире расплылась в улыбке:
— Ей двадцать шесть. Она — Стрелец.
— Кто-то стянул у неё паспорт — или подглядывал?
— Господи боже мой, нет, тайбань. — Клаудиа сделала вид, что шокирована. — Я за людьми не шпионю. Я лишь задаю вопросы. Но могу поспорить на сотню, что было время, когда она и мистер Бартлетт… Ну, вы понимаете.
— Что тут спорить? Я бы удивился, узнав, что это не так. Он, несомненно, влюблен в неё, а она — в него. Вы же видели, как они танцевали. Какие могут быть споры?
Вокруг глаз у неё собралась сеточка морщин.
— Ну, а если они никогда не были любовниками, какая будет ваша ставка?
— Как? Что ещё там у вас? — подозрительно спросил он.
— Ставка, тайбань?
Он пристально посмотрел на неё.
— Тысяча против… Даю вам десять против одного.
— Принято! Сотня. Благодарю вас, тайбань. Ну так что насчет «Нельсон»…
— И все же откуда у вас вся эта информация? А?
Из бумаг, которые у неё были с собой, Клаудиа вытащила телекс. Остальные положила в ящик «Входящие».
— Позавчера вечером вы отправляли телекс нашим людям в Нью-Йорке с просьбой прислать информацию о ней и перепроверить досье Бартлетта. Ответ только что пришел.
Он взял в руки телекс и внимательно просмотрел его. Читал он очень быстро, а память у него была почти что фотографическая. В телексе содержалась информация, пересказанная Клаудией, только без прикрас и цветистых интерпретаций, а также говорилось, что Кейси Чолок на учете в полиции, насколько известно, не состоит, что у неё сорок шесть тысяч долларов на сберегательном счете в Банке сбережений и кредитов Сан-Фернандо и восемь тысяч семьсот долларов на текущем счете в Банке Лос-Анджелеса и Калифорнии.
— Поразительно, как легко в Штатах выяснить, сколько у тебя денег в банке, верно, Клаудиа?
— Поразительно. Я бы никогда не хранила деньги в банке, тайбань.
Он ухмыльнулся:
— А только занимали бы там! Клаудиа, в следующий раз просто передавайте мне телекс, и всё.
— Хорошо, тайбань. А разве в моей подаче некоторые вещи не становятся более захватывающими?
— Становятся. Но где здесь говорится о наготе? Вы это придумали!
— О нет, это из моего здешнего источника. Третья Горнич… — Клаудиа осеклась, но слишком поздно: она уже попала в западню.
Он улыбнулся ангельской улыбочкой.
— Ага! Шпионка в «Ви энд Эй»! Третья Горничная! Кто это? Что это за горничная, Клаудиа?
Чтобы сохранить приличия, она сделала вид, что раздосадована.