— Я в политику не вдаюсь, Родж. Меня интересует только победа. Иранская нефть, нефть Персидского залива, саудовская нефть — все это кровь в артериях Запада. Мы не допустим, чтобы противник обескровил нас.
— Если понадобится, её захватят.
— Но не в этот раз. Ничего у них не выйдет. Мы назвали эту операцию «Учебный заход». Идея заключается в том, чтобы ввести крупные силы, отпугнуть Советы и быстро выйти из игры. Тихо, так чтобы никто ничего не заметил, кроме противника. В частности, никакие чертовы либералы и попутчики из конгрессменов или журналистов. По мнению Пентагона, Советы считают, что мы, вероятнее всего, не сможем отреагировать быстро и масштабно с такого расстояния, поэтому они будут шокированы, отступят и все свернут — до следующего раза.
Молчание затянулось.
Кросс побарабанил пальцами по столу.
— Что я должен предпринять? Почему ты мне об этом рассказываешь?
— Потому что мне поступил такой приказ от начальства. Они хотят, чтобы об этом знали все основные специальные разведывательные службы союзников. Если предпринятые нами шаги возымеют серьезные последствия, везде, как обычно, начнутся волнения сочувствующих — обычные, хорошо скоординированные и оплаченные, массовые беспорядки, и вам нужно быть к этому готовыми. В бумагах АМГ говорится, что здесь, в Гонконге, задействован «Севрин» — может быть, есть связь. Кроме того, вы очень важны для нас. Гонконг — потайной лаз в Китай, выход на Владивосток и всю восточную часть России и кратчайший путь для нас к их тихоокеанским военно-морским базам и базам атомных подводных лодок. — Трясущимися пальцами Роузмонт вынул ещё одну сигарету. — Слушай, Родж, — проговорил он, сдерживая рвущийся наружу гнев, — давай оставим всю эту официальщину хренову, а? Давай поможем друг другу.
— Каких атомных подводных лодок? — осведомился Кросс с издевкой. — У них нет ещё атомных подводных лодок и…
— Господи боже мой! — вспылил Роузмонт. — У вас, ребятки, голова в одном месте, и вы ещё не слушаете, что вам говорят. Вы разглагольствуете о разрядке и пытаетесь заткнуть нам рот, а они просто давятся от хохота. У них есть и атомные подводные лодки, и ракетные пусковые установки, и военно-морские базы по всему Охотскому морю! — Роузмонт встал и подошел к огромной, во всю стену, карте Китая и Азии и ткнул пальцем в полуостров Камчатка к северу от Японии. — Петропавловск, Владивосток… У них огромные базы по всему дальневосточному побережью. Здесь, в Комсомольске, в устье Амура, и на Сахалине. Но самая большая — это Петропавловск. Через десять лет это будет крупнейший военный порт в Азии с аэродромами поддержки, защищенными от ядерного удара причалами для подводных лодок и такими же взлетными полосами для истребителей и шахтами для ракет. И оттуда они грозят всей Азии: Японии, Корее, Китаю, Филиппинам, а также Гавайским островам и нашему западному побережью.
— Но американские вооруженные силы превосходят их, и всегда будут превосходить. Вы снова преувеличиваете.
Внешне Роузмонт казался спокойным.
— Меня называют «ястребом». Но я не «ястреб». Я реалист. У них все поставлено на военные рельсы. Наш «Мидас III» [171] засек столько всего, наши… — Он осекся и чуть не лягнул себя за то, что так разболтался. — В общем, нам много чего известно, и куют они, черт возьми, далеко не орала [172] .
— Думаю, ты не прав. Они хотят войны не больше, чем мы.
— Хочешь докажу обратное? Доказательство будет у тебя завтра, как только я получу разрешение! — Американец был явно уязвлен. — Если докажу, мы сможем наладить лучшее сотрудничество?
— Я считал, что мы и сейчас хорошо сотрудничаем.
— Так сможем?
— Как скажете. Или «Источник» ожидает от меня какой-то особой реакции?
— Нет, просто будь готов. Думаю, все это пройдет по каналам сегодня.
— Да. — Кросс вдруг заговорил мягче: — Что тебя на самом деле гложет, Стэнли?
Роузмонт говорил уже без враждебности:
— Вчера вечером мы потеряли одну из наших лучших сетей в Восточном Берлине, столько хороших ребят. Моего приятеля подстрелили, когда он перебегал назад к нам. И мы уверены, что это связано с АМГ.
— О, приношу свои соболезнования. Это не Том Оуэн?
— Нет. Он уехал из Берлина в прошлом месяце. Это был Фрэнк О'Коннелл.
— Не думаю, что я с ним знаком. Печально.
— Послушай, Родж, с этим лазутчиком дело хреновое. — Роузмонт встал и, подойдя к карте, долго не отрываясь смотрел на неё. — Ты знаешь про Иман?
— Как ты сказал?
Короткий толстый палец Роузмонта уперся в точку на карте. Город был расположен не на побережье, в ста восьмидесяти милях от Владивостока [173] на пересечении железных дорог.
— Это промышленный центр. Железная дорога, много заводов и фабрик.
— Ну и что?
— Ты знаешь о тамошнем аэродроме?
— Каком аэродроме?
— Вся эта хреновина расположена под землей, на окраине города. Она встроена в гигантский лабиринт естественных пещер. Должно быть, одно из чудес света. Там может быть ядерное оружие, Родж. Вся эта база создана рабским трудом японских и немецких военнопленных в сорок пятом, сорок шестом и сорок седьмом годах. Говорят, там работало сто тысяч человек. Все под землей, Родж. И места там хватает для двух тысяч пятисот самолётов, экипажей и обслуживающего персонала. Его не разбомбить — даже не уничтожить ядерным ударом. Восемьдесят рулежных дорожек выходят на гигантскую взлетную полосу, которая тянется вокруг восемнадцати небольших сопок. Одному из наших понадобилось девять часов, чтобы объехать вокруг. И это было в сорок шестом. А что же там сейчас?
— Все стало лучше — если аэродром по-прежнему существует.
— Он действует. Кое-кто из разведки, нашей и вашей, даже несколько лучших журналистов, знали о базе ещё в сорок шестом. Так почему о ней молчат сейчас? Одна она представляет собой серьезную угрозу для всех нас, но никто и не заикается. Даже китайцы, а уж они-то точно должны знать про Иман.
— На это я ответить не могу.
— А я могу. Я думаю, информация нарочно замалчивается, как и многое другое. — Американец встал и потянулся. — Господи, весь мир разваливается на куски, а у меня болит спина. Ты не знаешь хорошего хиропрактика?