Акции самого Горнта опустились на один пункт, но его это нимало не смутило. «Струанз» снизились уже на три с половиной пункта, а «Хо-Пак» грозили обрушиться. «Конец „Струанз“ близок, — думал он, — все готово, все началось». Деньги Бартлетта в течение этого часа поступили в швейцарский банк, без каких-либо условий, — два миллиона просто перевели на счет Горнта с какого-то неизвестного счета. Семь звонков по телефону — и слухи поползли. Ещё один звонок в Японию подтвердил, что даты платежей «Струанз» названы точно. «Да, атака началась».
Внимание Горнта переключилось на список акций «Хо-Пак» на табло, потому что какой-то брокер выставил ещё несколько предложений о продаже. Покупателей сразу не нашлось.
С того момента, как в понедельник, перед самым закрытием торгов в три часа, Горнт стал тайно продавать «Хо-Пак», играя на понижение, — задолго до того, как начался настоящий наплыв вкладчиков, — он уже заработал миллионы. В понедельник эти акции продавались по двадцать восемь долларов шестьдесят центов, а теперь, несмотря на все усилия Ричарда Квана, съехали до двадцати четырех долларов тридцати центов. На такое число пунктов акции банка не опускались со времени его создания одиннадцать лет назад.
«Четыре целых три десятых умножить на пятьсот тысяч будет два миллиона сто пятьдесят тысяч, — прикидывал в уме довольный Горнт. — И в настоящих гонконгских денежках, если я захочу выкупить все это прямо сейчас. Неплохо за сорок восемь часов работы. Но сейчас я выкупать не буду, нет, милый мой. Пока нет. Теперь я уверен, что эти акции рухнут, если не сегодня, то завтра, в четверг. А не завтра, так в пятницу — самое позднее в понедельник, потому что ни один банк в мире не выдержит столь масштабного изъятия вкладов. И когда наступит крах, я выкуплю их по несколько центов за доллар и заработаю двадцать раз по полмиллиона».
— Продайте двести тысяч, — распорядился он, начиная играть на понижение в открытую. Остальные акции были надежно распределены среди номинальных держателей.
— Боже милостивый, мистер Горнт, — ахнул брокер. — «Хо-Пак» придется найти для покрытия почти пять миллионов. Это покачнет весь рынок.
— Да, — весело согласился тот.
— Нам понадобится уйма времени, чтобы занять столько акций.
— Ну так работайте.
Брокер нехотя собрался уходить, но тут зазвонил телефон.
— Да? О, приветствую, Дневной Чжан, — проговорил брокер на сносном кантонском. — Чем могу помочь?
— Надеюсь, вы сможете спасти все мои деньги, Досточтимый Посредник. Почем сейчас акции Благородного Дома?
— По двадцать пять долларов тридцать центов.
Последовал хриплый возглас смятения.
— Горе, горе, горе, осталось, кость собачья, каких-то полчаса торгов, горе, горе, горе! Прошу вас, продавайте! Немедленно продавайте бумаги всех компаний Благородного Дома: «Струанз», «Гуд лак пропертиз» и «Голден ферриз», а также… А почем акции Второй Великой Компании?
— По двадцать три доллара тридцать центов.
— Айийя, на один пункт ниже, чем утром? Все боги, призываю вас в свидетели такого скверного джосса! Продавайте. Прошу продать все сейчас же!
— Но, Дневной Чжан, рынок вообще-то достаточно устойчив и…
— Сейчас же! Вы разве не слышали, какие ходят слухи? Благородный Дом рухнет! И-и-и, продавайте немедленно! Минуточку, с вами хочет также поговорить мой компаньон Фэн-тат.
— Да, Третья Горничная Фэн?
— Я скажу то же, что и Дневной Чжан, Досточтимый Посредник! Продавайте! Или я пропала! Продавайте и перезвоните нам насчет цен, о-хо-хо! Прошу вас, поторопитесь!
Стерн положил трубку. Это был уже пятый панический звонок от старых клиентов, и ему это совсем не нравилось. «Глупо паниковать», — думал брокер, проверяя свою биржевую книгу. У Дневного Чжана и Третьей Горничной Фэн вместе вложено в различные акции более сорока тысяч гонконгских долларов. Если он продаст их сейчас, они выиграют, и хорошо выиграют, за вычетом сегодняшних потерь по акциям «Струанз», которые сведут на нет большую часть их прибыли.
Небольшого роста, темноволосый, с обширной лысиной, Джозеф Стерн возглавлял фирму «Стерн энд Джоунз», существовавшую в Гонконге уже пятьдесят лет. Операциями на фондовом рынке фирма занялась лишь после войны. До этого она ссужала деньги в рост, занималась обменом иностранной валюты и шипчандлерством — снабжением судов. Ему было за шестьдесят, и многие считали, что несколько поколений назад среди его предков были китайцы.
Подойдя к табло, он остановился рядом с колонкой, где была обозначена компания «Голден ферриз». В колонке «Продается» записал общую сумму акций Чжана и Фэн. Предложение было незначительное.
— Покупаю на тридцать центов ниже списочной цены, — предложил какой-то маклер.
— На «Голден ферриз» наката нет, — отрезал Стерн.
— Да, но это одна из компаний «Струанз». Да или нет?
— Вы прекрасно знаете, что в этом квартале прибыль «Голден ферриз» выросла.
— Как жарко, черт побери! Неужели мы не можем позволить себе кондиционер на бирже, как вы считаете? Так что, да или нет, старина?
Джозеф Стерн задумался. Не хотелось подливать масла в огонь, чтобы рынок стал ещё более нестабильным. Только вчера акции «Голден ферриз» взлетели на один доллар, потому что весь деловой мир знал: на следующей неделе состоится ежегодное собрание компании, год был для неё хорошим и ходили слухи, что ожидается перераспределение акций. Однако Стерну было известно и первое правило всех фондовых бирж: вчера не имеет к сегодняшнему дню никакого отношения. Клиент сказал: «Продавайте».
— Двадцать центов ниже списочной цены.
— Тридцать. Последнее предложение. Вам не все ли равно? Вы свое получите. Ну что, тридцать ниже?
— Хорошо.
Стерн прошелся по всему табло и без труда продал большую часть своих акций, хотя каждый раз приходилось уступать в цене. Акций «Хо-Пак» удалось занять с трудом. И тут он остановился перед колонкой, где приводились данные по этому банку. Предложений на продажу насчитывалось немало. В основном цифры были невелики. Он приписал внизу списка двести тысяч. По залу прокатилась волна изумления. Он не обратил на это никакого внимания, только взглянул на Форсайта, брокера Ричарда Квана. Сегодня лишь тот покупал акции «Хо-Пак».
— Квиллан что, пытается потопить «Хо-Пак»? — спросил кто-то из брокеров.
— Кван и так пускает пузыри. Хочешь купить акции?
— Ни за что, черт возьми! И «Струанз» продаешь?
— Нет, не продаю.
— Господи, не нравится мне все это.
— Спокойно, Гарри, — произнес кто-то ещё. — Первый раз рынок ожил, а остальное не считается.
— Вот это денек, а? — вставил другой брокер. — Крах наступает, что ли? Я-то сам полностью ликвиден, все распродал утром. Будет крах?
— Не знаю.