— Я — биржевой брокер, — печально улыбнулся Джозеф Стерн.
Он прошел к табло и твердой рукой сделал запись в графе «Хо-Пак». Потом, когда снова воцарилась тишина, подошел к графе «Струанз» и четко вывел цифру, ощущая себя в этот момент центром всеобщего внимания, объектом ненависти и зависти. К продаже теперь предлагалось пятьсот тысяч акций Благородного Дома — больше, чем когда-либо выставлялось единовременно на торги в истории этой биржи. Он ждал. Некоторый интерес вспыхнул, когда несколько пакетов акций купил парси Сурджани, но всем было хорошо известно, что он — номинальное лицо многих членов семей Струан и Данросс и их сторонников. И хотя он купил сто пятьдесят тысяч, это не шло ни в какое сравнение с огромным предложением Горнта. Затишье становилось мучительным. Оставалась одна минута.
— Мы покупаем! — рассыпалась тишина от голоса Тайбаня.
— Все мои акции? — хрипло спросил Стерн с колотящимся сердцем.
— Да. Ваши и все остальные. По цене рынка!
Горнт вскочил на ноги.
— На какие такие деньги? — язвительно спросил он. — Это почти девять миллионов наличными.
Данросс тоже уже был на ногах, и на лице его играла едкая полуулыбка.
— У Благородного Дома такие средства есть — и ещё миллионы. Разве кто-нибудь в этом когда-либо сомневался?
— Я сомневаюсь — и буду завтра продавать!
В этот момент резко ударил колокол, возвестивший окончание торгов, напряжение спало, и раздался рев одобрения.
— Господи, ну и денек…
— Молодец, старина Тайбань…
— Ещё чуть-чуть, и я бы не выдержал…
— Неужели на этот раз Горнт обставит его?..
— Может, все эти слухи — просто чепуха?
— Господи, я целое состояние заработал на комиссионных…
— Думаю, Иэн перепугался насмерть…
— Не забывай, у него пять дней, чтобы заплатить за эти акции…
— Завтра он уже не сможет так купить…
— Господи, завтра! Что ещё случится завтра…
Кейси заерзала на сиденье, сердце у неё колотилось. Она отвела глаза от Горнта и Данросса и оглянулась на Бартлетта, который сидел, уставившись на табло, и монотонно насвистывал. Она была поражена — поражена и слегка напугана.
Перед самым приходом сюда на встречу с Данроссом Линк Бартлетт изложил ей свой план, рассказал о звонке Горнту и встрече с ним.
— Теперь ты знаешь все, Кейси, — негромко проговорил он, ухмыляясь. — Теперь оба подготовлены, а мы следим за полем битвы, и все это за два миллиона. Оба уже почти вцепились друг другу в глотку, оба ищут самое уязвимое место, и каждый готов сожрать другого. Теперь мы будем ждать. Понедельник станет для нас днем «Д». Если верх берет Горнт — победа наша. Если Данросс — тоже. И в том и в другом случае Благородным Домом становимся мы.
15:03
Пройдя по многолюдному переулку рядом с Натан-роуд в Коулуне, Алексей Травкин, тренер скаковых лошадей Благородного Дома, вошёл в ресторан «Зеленый дракон». Слева под мышкой у него был небольшой пистолет тридцать восьмого калибра, и для своих лет он шагал легко.
Ресторанчик был маленький, самый обычный и ничем не примечательный: примерно дюжина столов без скатертей. За одним четверо китайцев ели суп с лапшой, шумно втягивая в себя воздух. Когда Травкин вошёл, скучавший около кассы официант поднял голову от бланка тотализатора на скачках и стал подниматься навстречу с меню. Травкин отрицательно покачал головой и прошел под арку, которая вела в заднюю комнату.
В крохотной комнатке, где стояло всего четыре стола, сидел один-единственный человек.
— Zdrastvuytye, — лениво проговорил по-русски Суслев. Он был в ладно сидящем летнем костюме.
— Zdrastvuytye, — ответил Травкин. Его славянские глаза ещё больше сузились, и он сразу спросил, также по-русски: — Кто вы?
— Друг, ваше высочество.
— Прошу не называть меня так. Никакое я не «высочество». Кто вы?
— И все же я друг. А вы когда-то были князем. Не хотите присоединиться? — Суслев вежливо указал на стул. На столе у него стояла открытая бутылка водки и две рюмки. — Ваш отец Николай Петрович тоже был князем, как и его отец и многие поколения до него, князем Курганским и даже Тобольским.
— Загадками говорите, приятель. — Внешне спокойный, Травкин сел напротив. Приятная тяжесть оружия придавала ему уверенности. — По произношению вы москвич — и грузин.
— У вас хороший слух, князь Курганский, — усмехнулся Суслев. — Да, я — москвич, но родился в Грузии. Как меня зовут, неважно, но я друг, ко…
— Мой друг, друг России или Советов?
— И то, и другое, и третье. Водочки? — спросил Суслев, берясь за бутылку.
— Почему бы и нет? — Травкин проследил, как тот наполняет рюмки, потом без колебаний взял не свою, а ту, что была дальше от него, и поднял: — Ваше здоровье!
Суслев столь же решительно взял другую, чокнулся с ним, опрокинул и налил снова.
— Ваше здоровье!
— Вы тот человек, что писал мне?
— У меня для вас новости о вашей жене.
— У меня нет жены. Что тебе от меня надо, друг? — Травкин произнес это слово так, что оно прозвучало оскорблением.
Суслев поднял глаза от рюмки, в них сверкнули искорки гнева. Заметив это, Травкин приготовился.
— На первый раз я прощаю вам грубость, Алексей Иванович, — с достоинством проговорил Суслев. — Вам нет резона грубить мне. Никакого. Я вас чем-то оскорбил?
— Кто вы?
— Вашу жену зовут Анастасия Анатольевна, и земли её отца, князя Анатолия Сергеева, простирались до Караганды, что не так далеко от земель вашей собственной семьи, к востоку от Урала. Он был из казахов, верно? Великий князь казахов, которых ещё называют «казаками»?
Мозолистые руки Травкина по-прежнему лежали спокойно, лицо оставалось бесстрастным, но кровь против воли отлила от лица. Он потянулся к бутылке, которая была ещё наполовину полна, и снова наполнил рюмки. Травкин смаковал алкоголь небольшими глотками.
— Хорошая водка, не то что эта гонконгская моча. Откуда она у вас?
— Из Владивостока.
— А-а. Был я там. Городишко скучный и грязный, но водка добрая. Ну, так как вас зовут на самом деле? И чего вам нужно от меня?
— Вы хорошо знаете Иэна Данросса?
— Я тренирую его лошадей… — насторожился Травкин. — Я… вот уже третий год, а что?
— Вы хотели бы увидеться с княгиней Анаст…
— Господи боже милостивый, не знаю, кто вы такой, но я уже говорил, что у меня нет жены. Так вот, спрашиваю в последний раз: что вам от меня нужно?