Рекомендую укреплять ваши связи в Китае. Советы считают Китай врагом номер один, и это убеждение крепнет. Удивительно также и то, что они, похоже, больше не испытывают параноидального страха перед США, мировой сверхдержавой, у которой сегодня самая сильная армия и самая развитая экономика. Китай, который слаб в военном и экономическом отношении и берет лишь числом живой силы, в действительности никакой военной угрозы для них не представляет. И тем не менее заставляет их цепенеть от страха.

Одна из причин в том, что у них пять тысяч миль общей границы. Другая — в общенациональном чувстве вины за поглощенные советской Россией в течение веков обширные участки территории, исторически принадлежавшей Китаю. Ещё одна — в понимании того, что китайцы — народ терпеливый и память у них долгая. Настанет день, и китайцы вернут свои земли. Они всегда возвращали свои земли, когда представлялась возможность сделать это силой оружия. Я неоднократно отмечал, что краеугольным камнем советской (империалистической) политики является изоляция и расчленение Китая, чтобы он оставался слабым. Самый кошмарный сон для Советов — это тройственный союз между Китаем, Японией и Соединенными Штатами. Вашему Благородному Дому стоит поработать над тем, чтобы содействовать его созданию. (А также созданию Общего рынка, объединяющего Соединенные Штаты, Мексику и Канаду, что, по моему мнению, абсолютно необходимо для стабилизации обстановки на североамериканском континенте.) Есть ли иной, кроме Гонконга — и, следовательно, вашей компании, — канал, через который может поступать все это следующее в Китай богатство?

И последнее, возвращаясь к «Севрину». Я решился на очень большой риск и вышел на одного из самых ценных наших людей в святая святых сверхсекретного пятого отдела КГБ. И только сегодня получил от него сообщение, что личность «Артура», руководителя «Севрина», настолько засекречена, что даже он не имеет доступа к этой информации. Он сообщил лишь, что этот человек англичанин и один из его инициалов — «Р». Боюсь, тут мало на что можно опереться.

Надеюсь свидеться с вами. Помните, мои бумаги ни при каких обстоятельствах не должны попасть в чужие руки. С почтением, А. М. Г.

Данросс запомнил телефонный номер в Женеве, ввел его шифром в свою адресную книгу и зажег спичку. Бумага для писем, отсылаемых авиапочтой, съежилась и загорелась.

«Р». Роберт, Ральф, Ричард, Робин, Род, Рой, Рекс, Руперт, Ред, Родни и опять назад к Роджеру. И к Роберту. Роберт Армстронг, или Роджер Кросс, или… или кто?

«Боже всемогущий», — думал Данросс, ощущая слабость во всем теле.

— Восемь семь один шесть пять шесть пять в Женеве, «номер с номером», — проговорил он в трубку личного телефона.

Навалилась усталость. Спал он прошлой ночью беспокойно, в снах опять был на войне, в охваченной пламенем кабине своего самолёта, в ноздрях стоял запах гари. Проснулся в холодном поту и долго прислушивался к звукам дождя. Через некоторое время осторожно встал. Пенн крепко спала, и во всем Большом Доме царила тишина. Только старая А Тат, как всегда, сразу поднялась, чтобы приготовить ему чай. И снова на дистанцию: гонка целый день, враги, сжимающие кольцо, и ничего, кроме дурных вестей. «Бедный Джон Чэнь, — подумал он, а потом безуспешно попытался стряхнуть усталость. — Может, удастся прикорнуть на часок между пятью и шестью? Вечером голова должна работать очень хорошо».

Оператор соединил, и он услышал длинные гудки.

— Ja? [249] — ответил тихий голос.

— Hier ist [250] герр Данросс из Гонконга. Фрау Грессерхофф, bitte [251] , — проговорил он на хорошем немецком.

— О! — Последовала долгая пауза. — Ich bin [252] фрау Грессерхофф. Тайбань?

— Со дэс! Охаё годзаимас. Аната ва Андзин Рико-сан? (Да! Доброе утро. Вас также зовут Рико Андзин?) — четко выговаривал он японские слова.

— Хай. Хай, додзо. А-а, нихонго ва дзёцу дэс. (Да. О, вы очень хорошо говорите по-японски.)

— Иэ, сукоси, гомэн насай. (Нет, что вы, совсем немного.) — Два года он проработал в токийском офисе компании: это входило в программу его обучения. — Ах, прошу извинить, но я относительно герра Грессерхоффа. Вы уже знаете?

— Да. — Голос был печальный. — Да. Я узнала в понедельник.

— Я только что получил письмо от него. По его словам, у вас есть кое-что для меня? — осторожно спросил он.

— Да, тайбань. Да, есть.

— Можете ли вы привезти это сюда? К моему глубокому сожалению, я к вам приехать не могу.

— Да. Да, конечно, — помолчав, сказала она. Её негромкая речь ласкала слух. — Когда я должна приехать?

— Как можно быстрее. Если через пару часов вы подойдете в наш офис на авеню Берн, скажем, в полдень, там будут билеты и деньги для вас. Мне кажется, есть рейс «Свиссэр», который вылетает сегодня днем — если это возможно.

Снова молчание. Он терпеливо ждал. В пепельнице горело, скручиваясь, письмо АМГ.

— Да, — промолвила она. — Это возможно.

— Я все устрою. Хотите, чтобы вас кто-то сопровождал?

— Нет-нет, благодарю, — проговорила она так тихо, что ему пришлось зажать ухо ладонью, чтобы лучше слышать. — Прошу извинить меня за то, что доставляю вам столько хлопот. Я могу сделать все сама.

— Ну что вы, какие хлопоты, — воскликнул он, довольный тем, что ещё может бегло разговаривать по-японски. — Пожалуйста, приходите ко мне в офис в полдень… Кстати, у нас здесь тепло и сыро. А, извините, прошу прощения за такой вопрос, но ваш паспорт будет швейцарский или японский и под каким именем вы поедете?

Последовала ещё более долгая пауза.

— Я буду… думаю, что мне следует… Паспорт будет швейцарский, и поеду я под именем Рико Грессерхофф.

— Благодарю вас, фрау Грессерхофф. Жду встречи с вами. Киёскэттэ (благополучного путешествия), — пожелал Данросс под конец.

Он задумчиво положил трубку. Остатки письма АМГ догорели, пустив струйку дыма. Он тщательно растолок пепел.

«Как теперь быть с Жаком?»

46

17:45

Жак де Вилль тяжело поднимался по мраморным ступеням в бельэтаж отеля «Мандарин», где было полно людей, которые ещё пили чай.

Скинув плащ, он шёл через толпу и чувствовал себя очень постаревшим. Он только что говорил с женой Сюзанной, которая была в Ницце. Специалист из Парижа ещё раз осмотрел Аврил и сказал, что внутренние травмы могут быть не такими серьезными, как кажется.

— Он говорит, что нужно иметь терпение, — обрушивался на него парижский говорок Сюзанны. — Но, Матерь Божья, где его взять, это терпение? Бедное дитя в полном смятении и сходит с ума. Она не устает повторять: «Но ведь за рулем была я. Это была я, мама, я! Если бы не я, мой Борж был бы жив, если бы не я…» Я боюсь за неё, cheri!