Четырехпалый У с отвращением сплюнул.
— Нестойкая нынче молодежь!
Было темно. Из-под нависших туч то и дело налетали свирепые порывы ветра. Мощный и хорошо отрегулированный двигатель ровно урчал, чуть придавая джонке ходу, чтобы она не рыскала в стороны и меньше зарывалась носом, хотя это и неизбежно при килевой качке. Они находились в нескольких милях к юго-западу от Гонконга, чуть в стороне от морских путей. С левого борта лежали территориальные воды КНР и широкое устье реки Чжуцзян, а с правого — открытое море. Все паруса были убраны.
Старик закурил и закашлялся.
— Да падет проклятие всех богов на этих, ети их, ублюдков из триад!
— Привести его в чувство? — спросил Пун Хорошая Погода.
— Нет. Нет, этот прелюбодей рассказал все, что знает. — У потянулся мозолистыми пальцами к шее и нервно тронул половинку монеты, которую теперь носил под драной потной рубашкой, чтобы убедиться, что она на месте. В горле даже встал комок от волнения при мысли, что монета может оказаться подлинной, что, может быть, она — утраченное сокровище Филлипа Чэня. — Ты все сделал молодцом, Пун Хорошая Погода. Сегодня получишь премию. — Его взгляд устремился на юго-восток в ожидании условного сигнала. Пора бы уже… Впрочем, беспокойства У ещё не испытывал. Он непроизвольно принюхался к ветру, попробовал его, резкий и пропитанный солью, языком на вкус. Окинул взглядом небо, море и горизонт. — Скоро снова пойдет дождь, — пробормотал он.
Пун прикурил новую сигарету от окурка и затоптал его на палубе босой мозолистой ногой.
— Неужто из-за него отменят скачки в субботу?
Старик пожал плечами.
— Если богам будет угодно. Думаю, завтра опять польет как из ведра. Если ветер не переменится. Если не переменится, это может быть и «дьявольский ветер», и «величайший ветер», а эти блудодеи способны расшвырять нас на все Четыре Моря. Мочиться я хотел на все величайшие ветра!
— И я бы помочился на них, если бы не скачки. Носом чую, это лошадь Банкира Квана.
— Ха! Этому паршивцу, моему сладкоречивому племяннику, конечно, не помешает, чтобы его джосс переменился! Глупец потерял свой банк!
Пун отхаркнулся и сплюнул на счастье.
— Спасибо всем богам за Прибыльного Чоя!
С тех пор как благодаря Полу Чою Четырехпалый, его капитаны и весь его народ благополучно сняли свои деньги из «Хо-Пак» и прибыли старика умножились от тайных манипуляций с акциями «Струанз», У называл его Прибыльный Чой. Из-за прибылей он простил сыну прегрешение. Но только в душе. Человек осторожный, У признался в этом лишь Пуну Хорошая Погода, своему приятелю и доверенному лицу.
— Приведи его на палубу.
— А что делать с этим блудодеем Вервольфом? — Мозолистым большим пальцем ноги Пун ткнул Цзиня. — Молодому Прибыльному не по вкусу ни он, ни вообще все это дело, хейя?
— Пришло время взрослеть. Пусть узнает, как поступают с врагами. Пусть поймет, что такое настоящие ценности, а не обреченные, смердящие, бессмысленные ценности Золотой Горы. — Старик сплюнул на палубу. — Щенок забыл, кто он и в чем его интересы.
— Но ты же сам сказал, что не посылаешь зайца против дракона. Или пескаря против акулы. Тебе ещё нужно подумать над вложением денег. И не забывай, что Прибыльный Чой вернул все, что ты потратил на него за пятнадцать лет, в двадцатикратном размере. Он — Великий Дракон на денежном рынке, а ему всего двадцать шесть. Оставь ему то, в чем он лучше всего разбирается, для своей и его пользы. Хейя?
— Сегодня ему лучше всего быть здесь.
Старый моряк почесал ухо.
— Не знаю, Четырехпалый. Это решать богам. Что до меня, я оставил бы его на берегу. — Тут Пун Хорошая Погода стал всматриваться в юго-восточный горизонт. Он что-то приметил боковым зрением. — Видишь его?
Через минуту Четырехпалый покачал головой.
— Времени ещё много, время есть.
— Да. — Старый моряк оглянулся на тело, стянутое цепями, как ощипанная курица суровыми нитками. Лицо его расплылось в ухмылке. — И-и-и, но как Прибыльный Чой весь побелел — что твоя медуза, — когда этот блудодей первый раз заорал и показалась кровь. Мне пришлось испортить воздух, чтобы не засмеяться и не уронить его достоинства!
— Нестойкая нынче молодежь! — повторил У. Потом закурил новую сигарету и кивнул: — Но ты прав. После сегодняшней ночи Прибыльный останется там, где ему место, чтобы стать ещё прибыльнее. — Он бросил взгляд на Рябого Цзиня. — Он мертв?
— Нет ещё. Вот ведь грязная шлюха безродная: ударил Первого Сына Благородного Дома Чэнь лопатой, а потом вкручивал нам, хейя? А ещё отрезал Чэню ухо, свалил на отца и братьев и тоже заливал нам! А вдобавок и выкуп забрал, хотя товар им было уже не доставить! Ужас!
— Отвратительно! — захохотал старик. — А ещё более ужасно, что попался. Но ведь ты, Пун Хорошая Погода, показал этому блудодею, как он заблуждается на гнусных путях своих.
Оба, довольные, рассмеялись.
— Отрезать ему другое ухо, Четырехпалый?
— Пока не надо. А пройдет немного времени, очень немного, отрежь.
Пун снова почесал голову.
— Одно мне непонятно. Никак в толк не возьму, зачем ты велел мне приколоть эту бумажонку с надписью на грудь Первого Сына и оставить тело там, где хотели оставить они. — Нахмурившись, он посмотрел на Четырехпалого. — Ведь когда этот блудодей окочурится, никого из Вервольфов не останется, хейя? На кой ляд тогда эта надпись?
Четырехпалый захихикал.
— Все становится ясным для того, кто ждет. Потерпи.
Он был очень доволен собой. Надпись свидетельствовала, что Вервольфы очень даже живы. Если о том, что все они мертвы, будут знать только он и Пун, то в любое время можно «оживить» Вервольфов. Когда он этого захочет. «Да, — довольный, думал он. — Убей одного, чтобы запугать десять тысяч! Вервольфы могут запросто стать постоянным источником дополнительной прибыли, и стоить это будет совсем недорого. Несколько телефонных звонков, парочка продуманных похищений, может, ещё одно ухо».
— Потерпи, Пун Хорошая Погода. Скоро тебе откро… — Он осекся.
Оба устремили взгляды на одну точку в темноте. Там только что показалось небольшое грузовое судно с едва заметными огнями. Через секунду у мачты мигнули два фонаря. Четырехпалый тут же прошел на мостик и дал ответный сигнал. Судно мигнуло в подтверждение.
— Хорошо, — произнес довольный У, в свою очередь давая подтверждающий сигнал.
Команда джонки тоже заметила огни. Один моряк поспешил вниз за остальными, прочие на палубе встали по местам. Взгляд Четырехпалого упал на Рябого Цзиня.
— Сначала этот, — зло бросил он. — Давай сюда моего сына.
Пол Чой, шатаясь, выбрался на палубу. Он жадно вдохнул свежего воздуха — вонь внизу стояла невыносимая — и поднялся по трапу на корму. Когда Пол увидел кровавое месиво и лежащего на палубе искромсанного человека, ему стало плохо. Он бросился к борту, и его снова стало тошнить.