У с Пуном уставились на него. Четырехпалый мгновенно насторожился.
— Как это — «не будет стоить ни цента»?
— Вместо тебя заплачу я.
Пун было расхохотался, но У зашипел на него:
— Заткнись, глупец, и слушай. Прибыльный Чой знает кое-что, чего не знаешь ты! — Глаза у него засверкали ещё больше. «Если „волшебный глаз“, то почему не бриллиант? А если бриллиант, то почему не норковое манто и остальное барахло, которого потребует эта сладкоречивая шлюха, чтобы и дальше работали её „восхитительная щель“, руки и рот?»
— Как ты собираешься заплатить за все это, сын мой?
— Из прибыли.
— Прибыли от чего?
— Мне нужно право распоряжаться в течение месяца твоими деньгами в банке «Виктория».
— Невозможно!
— Мы открыли счета на двадцать два миллиона четыреста двадцать три тысячи. Право распоряжаться на месяц.
— С какой целью?
— Чтобы играть на фондовой бирже.
— А-а, играть на бирже? Моими деньгами? Моими тяжким трудом заработанными деньгами? Никогда в жизни.
— Один месяц. Прибыль разделим пополам, Отец.
— Ах, разделим? Это мои, ети его, деньги, но ты хочешь половину? Половину какой суммы?
— Возможно, ещё двадцати миллионов. — Пол Чой сделал, паузу, чтобы сумма была осмыслена. По алчному взгляду отца он понял, что они договорятся, хотя переговоры и будут непростыми. Это лишь вопрос времени.
— Айийя, это невозможно, даже речи быть не может!
Старик почувствовал зуд и почесал свербящее место внизу. Шевельнулось его мужское естество. Он тут же подумал о Венере Пань, заставившей его испытать ощущения, каких он не знал уже много лет, и об их предстоящей сегодня встрече.
— Может, мне следует просто взять и заплатить за этот «волшебный глаз»? — надумал он проверить решимость молодого человека.
Пол Чой полностью взял себя в руки и собрался с духом.
— Да, конечно, ты можешь это сделать, но тогда я уезжаю из Гонконга.
Кончик языка У вылетел в злобной гримасе.
— Ты уедешь, когда я скажу.
— Но если я не могу приносить прибыль и использовать полученные такой дорогой ценой знания, зачем мне здесь оставаться? Разве ты платил все эти деньги за мою учебу, чтобы я стал сутенером на одной из твоих Лодок для Удовольствий? Или матросом на джонке, которую при желании может обогнать первый же катер заморских дьяволов? Нет уж, лучше я уеду! Лучше стану прибыльным для кого-то другого, чтобы вернуть тебе вложенные в меня деньги. Извещу Черную Бороду за месяц, а потом уеду.
— Ты уедешь, когда я тебе скажу! — повторил У. И злорадно добавил: — Ты рыбачил в небезопасных водах.
— Да.
«И ты тоже, — хотелось добавить Полу Чою, который ничуть не испугался. — Ты считаешь, что меня можно шантажировать, что я у тебя на крючке? Ты тоже у меня на крючке и потеряешь ещё больше. А слышал ли ты про „показания с целью обличить сообщников“, которые дают, чтобы самому избежать наказания, или про „согласованное признание вины“ [278] ?» Но Пол оставил эту будущую задумку в тайне, чтобы использовать при надобности, и сохранил на лице вежливое и льстивое выражение.
— Все воды опасны, если таковыми их сочтут боги, — загадочно проговорил он.
У сделал долгую затяжку, ощущая дым глубоко внутри. Он заметил произошедшую в сидящем перед ним молодом человеке перемену. Он не раз видел такие перемены, и случались они у многих. У многих сыновей и многих дочерей. «Будь осторожен!» — говорил ему многолетний опыт.
«Этот щенок опасен, очень опасен, — решил он. — Думаю, Пун Хорошая Погода был прав: не стоило брать с собой Прибыльного Чоя сегодня. Теперь он знает про нас слишком много.
Да. Но это легко исправить, если потребуется, — напомнил он себе. — В любой день или в любую ночь».
22:03
— Ну, и что, черт возьми, ты собираешься предпринять, Пол? — спросил губернатор Хэвегилла. С ними был Джонджон, и они стояли после ужина на террасе Дома правительства, опершись на невысокую балюстраду. — Боже милостивый! Если в «Виктории» тоже закончатся деньги, весь этот остров разорен, да?
Хэвегилл оглянулся, чтобы убедиться, что их не подслушивают, и негромко сказал:
— Мы связывались с Банком Англии, сэр. Завтра к полуночи по лондонскому времени в аэропорту Хитроу будет стоять транспортный самолёт королевских ВВС, набитый пяти- и десятифунтовыми купюрами. — К нему вернулась прежняя уверенность. — Как я уже говорил, «Виктория» стоит абсолютно крепко, банк полностью ликвиден, и наших активов, здесь и в Англии, достаточно, чтобы справиться с любыми непредвиденными обстоятельствами, ну, почти любыми непредвиденными обстоятельствами.
— И в то же время у вас может не оказаться достаточного числа гонконгских долларов, чтобы справиться с наплывом вкладчиков?
— Может, если… э-э… эта проблема не будет решена, но я уверен, что все будет хорошо, сэр.
Сэр Джеффри не сводил с него глаз.
— Как, черт возьми, мы оказались в таком неприятном положении?
— Джосс, — устало произнес Джонджон. — К сожалению, Монетный двор не в состоянии вовремя напечатать для нас достаточное число гонконгских долларов. На то, чтобы напечатать и отправить нужное нам количество, потребуется не одна неделя, и появление дополнительных банкнот ещё ох как скажется на здоровье нашей экономики. Английские фунты — временное решение, сэр. Можно объявить, что Монетный двор работает сверхурочно, чтобы удовлетворить наши потребности.
— Сколько нам вообще нужно?
Пол Хэвегилл и Джонджон переглянулись, и это не добавило губернатору спокойствия.
— Мы не знаем, сэр, — признался Джонджон. — Не считая нас, каждому второму банку по всей колонии тоже нужно будет заложить ценные бумаги — как мы временно заложили Банку Англии свои, — чтобы получить необходимую наличность. Если каждый вкладчик в колонии захочет забрать все до доллара… — Лицо банкира уже покрылось капельками пота. — У нас нет возможности выяснить ни насколько перебрали с кредитами остальные банки, ни сколько у них вкладов. Этого не знает никто.
— А хватит ли одного транспортного самолёта? — Сэр Джеффри постарался, чтобы в его вопросе не звучало сарказма. — Я имею в виду, сколько это будет — миллиард фунтов в банкнотах по пять и десять? Где, черт возьми, они намерены набрать такое количество купюр?
Хэвегилл вытер пот со лба.