— Вы будете иметь чистой прибыли четыре тысячи дукатов. Без всякого риска.
— А что взамен? Это больше, чем вся ваша годовая субсидия короля Испании всему обществу иезуитов в Азии. В обмен на что?
— Господин Торанага говорит, пираты не дают ему выйти из гавани. Ему лучше знать, пираты это или нет.
Феррьера ответил тем же самым деловитым тоном, что они оба знают только: это будет на выгоду Торанаге.
— Это плохой совет — поверить этому человеку. У его врагов все выигрышные карты. Христиане-дайме против него. Наверняка два самых главных, я слышал это собственными ушами. Говорят, этот японец — реальный враг. Я верю им, а не этому безродному кретину.
— Я уверен, господин Торанага знает лучше нас, кто пираты, а кто нет, — невозмутимо сказал ему дель Аква, зная, какое будет решение, как знал это и Алвито. — Я думаю, вы не возражаете, чтобы господин Торанага сам имел дело с пиратами?
— Конечно, нет.
— У вас на борту много свободных пушек, — сказал отец-инспектор. — Почему не дать их ему тайком? Продайте на самом деле. Вы продаете оружие все время. Он покупает оружие. Четыре пушки будет более чем достаточно. Будет легко перегрузить их с помощью баркаса, с запасом пороха и зарядов, опять украдкой. Тогда это дело будет решено.
Феррьера вздохнул.
— Пушки, Ваше Преосвященство, бесполезны на борту галеры. У нее нет пушечных портов, нет пушечного такелажа, нет пушечных пиллерсов. Они не смогут воспользоваться пушками, даже если бы у них были артиллеристы, которых у них нет.
Оба священника были поражены.
— Бесполезны?
— Абсолютно.
— Но, конечно, дон Феррьера, они могут приспособить…
— Эта галера непригодна для применения пушек без переделки, которая займет по крайней мере неделю.
— Что такое? — спросил Торанага подозрительно: что-то не то, однако они пытаются это от него скрыть.
— В чем дело, спрашивает Торанага, — сказал Алвито. Дель Алвито знал, что почва уходит у них из-под ног.
— Адмирал, пожалуйста, помогите нам. Пожалуйста. Я прямо прошу вас. Мы получили большие уступки для дела нашей веры. Вы должны поверить мне, и вы должны доверять нам. Вы должны помочь господину Торанаге как-то выбраться из гавани, Я прошу вас от имени церкви. Один собор является огромной уступкой делу веры. Пожалуйста.
Феррьера не позволил себе показать радости такой победы. Мысленно он даже добавил себе значительности своему голосу: «Так как вы просите помочь от имени церкви, Ваше Преосвященство, я, конечно, сделаю все, что вы просите. Я выведу его из этой западни. Но в свою очередь я хочу, чтобы меня назначили адмиралом Черного Корабля на следующий год независимо от того, будет ли удачным этот год или нет».
— Это личное распоряжение короля Испании, его одного. Я не могу назначить на этот пост. Далее: я принимаю ваше предложение относительно золота, но я хочу, чтобы вы гарантировали, что у меня не будет проблем с вице-королем Гоа, или здесь, с золотом, или с Черным Кораблем.
— Вы осмеливаетесь использовать меня и церковь как гарантов?
— Это только деловое соглашение между нами и этой обезьяной.
— Он не обезьяна, адмирал. Вам лучше помнить это.
— Далее: пятнадцать процентов груза этого года вместо десяти.
— Это невозможно.
— Следующее: дать слово, Ваше Преосвященство, перед Богом сейчас, что ни вы, ни один из священников, находящихся в вашем подчинении, никогда не будут угрожать мне отлучением от церкви, если я совершу в будущем акт святотатства, каких еще не было. И далее, ваше слово, что вы и ваши святые отцы будут активно поддерживать и помогать этим двум Черным Кораблям, — также перед Богом.
— И что же еще, адмирал? Конечно, это не все? Наверняка есть что-то еще?
— Последнее: мне нужен этот еретик.
* * *
Марико посмотрела вниз на Блэксорна из дверей каюты. Он лежал в полубессознательном состоянии на полу, пытаясь выблевать свои внутренности. Боцман облокотился на койку, с вожделением разглядывая ее, видны были пеньки его желтых зубов.
— Он отравлен или пьян? — спросила она Тотоми Кану, самурая, стоящего рядом с ней, безуспешно пытаясь закрыть свои ноздри от запаха пищи и рвоты, запаха этого уродливого моряка перед ней и от постоянного запаха трюмов, который пропитал весь корабль. — Похоже, что он был отравлен, да?
— Может быть, и отравлен, Марико-сан. Посмотрите на эту мерзость! — Самурай брезгливо махнул рукой в сторону стола: деревянные тарелки с остатками искромсанных кусков ростбифа, зажаренного с кровью; половинка скелета бойцового цыпленка; наломанные куски хлеба и сыра; пролитое пиво и масло; блюдо холодного мяса с жирной подливкой и полуопустошенная бутылка бренди.
Никто из них никогда не видел раньше мяса на столе.
— Что вам надо? — спросил боцман. — Здесь нет обезьян, ва-каримасу? В комнате нет обезьян-сан! — Он поглядел на самурая и отмахнулся от него: — Уходи! Писс аут! — Его глаза обратились на Марико: — Как тебя зовут? Имя, а?
— Что говорит этот чужеземец, Марико-сан? — спросил самурай.
Марико отвела свой зачарованный взгляд от стола и сосредоточилась на боцмане.
— Простите, сеньор, я не поняла вас. Что вы сказали?
— А? — рот боцмана открылся еще больше. Это был большой толстый мужчина, со слишком близко поставленными глазами и большими ушами, волосы торчали жалкими черными косичками. Распятье свисало с толстой шеи, за пояс было заткнуто два пистолета. — О, вы можете говорить по-португальски? Японка, которая может говорить на хорошем португальском языке? Где вы научились говорить на цивилизованном языке?
— Меня научил христианский священник.
— Да будь я Богом проклятым сыном проститутки! Мадонна, этот цветок-сан может говорить на нормальном языке!
Блэксорна опять вырвало, и он попытался встать с палубы.
— Вы не могли бы, пожалуйста, вы не могли бы положить его сюда? — Она показала на койку.
— Ага. Если эта обезьяна поможет.
— Кто? Извините, что вы сказали? Кто?
— Он. Этот джеп. [7] Он.
Слова больно ранили ее, и она прилагала все свои усилия, чтобы оставаться спокойной. Марико сделала знак самураю.
— Кана-сан, будь любезен, помоги этому чужеземцу. Анджин-сана надо положить вот сюда.
— С удовольствием, госпожа.
Двое мужчин подняли Блэксорна, и он плюхнулся обратно в койку, с тяжелой головой, глупо гримасничая.
— Его нужно помыть, — сказала Марико по-японски, все еще ошеломленная тем, как боцман назвал Кану.
— Да, Марико-сан. Прикажите чужеземцу послать за слугами.