Сегун | Страница: 165

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Я рада немного помочь вам, — Марико расслабилась в тепле. — Фудзико сегодня вечером достала для вас специальную пищу.

— Да?

— Она купила — я думаю, у вас это называется фазан. Это большая птица. Один из сокольничих поймал для нее.

— Фазан? Вы действительно имеете его в виду? Хонто?

— Хонто, — ответила она. — Фудзико просила их поймать его. И просила меня рассказать вам об этом.

— И как он будет приготовлен?

— Один из солдат видел, как их готовят португальцы, и рассказал Фудзико-сан. Она просит вас не огорчаться, если готовка не очень удастся.

— Но как она это сделает — как повара его приготовят? — Он поправился, так как слуги и готовили и убирались.

— Ей сказали, что сначала кто-то должен снять с него перья, потом вынуть кишки, — Марико с трудом сдерживала брезгливость. — Потом птицу либо режут на маленькие кусочки и жарят с маслом, либо варят с солью и специями, — она сморщила нос. — Иногда птицу покрывают глиной и кладут на угли и пекут ее. У нас нет печей, Анджин-сан. Так что его изжарят. Надеюсь, что все получится.

— Уверен, что это будет прекрасно, — сказал он, считая, что получится, конечно, несъедобно.

Она засмеялась:

— Вы так плохо притворяетесь иногда, Анджин-сан.

— Вы не понимаете, как важна еда! — он непроизвольно улыбнулся. — Вы правы. Мне не следует так интересоваться едой. Но я не могу сдержать голода.

— Скоро сможете. Вы даже научитесь, как пить зеленый чай из пустой чашки.

— Что?

— Сейчас не место и не время объяснять, Анджин-сан. Для этого вы должны быть бодрым и внимательным. Необходимы спокойный заход солнца или рассвет. Я когда-нибудь покажу это вам. Ах, как хорошо лежать здесь, не правда ли? Ванна прямо дар богов.

Он слышал, как слуги за стеной подбрасывали дрова в печь. Он терпел увеличивающуюся температуру, пока мог, потом выскочил из воды с помощью Суво и лег, задыхаясь, на толстое полотенце. Пальцы старика ощупали спину. Блэксорн чуть не закричал от удовольствия: «Как хорошо!»

— Вы так сильно изменились за последние дни, Анджин-сан.

— Я изменился?

— О, да, с вашего нового рождения, очень сильно.

Он пытался вспомнить первую ночь, но мало что ему припомнилось. Каким-то образом ему самому удалось добраться до дому. Фудзико и служанки помогли ему лечь в постель. После крепкого сна без сновидений он проснулся на рассвете и пошел поплавать. Потом, обсохнув на солнышке, он поблагодарил Бога за то, что тот дал ему силы, и за лазейку, которую подсказала ему Марико. Позже, возвращаясь домой, он здоровался с крестьянами, про себя зная, что теперь они свободны от обязанности, наложенной на них Ябу, и что он тоже свободен от этой угрозы.

Потом, когда появилась Марико, он послал за Мурой.

— Марико-сан, пожалуйста, скажите Муре следующее: «У нас есть проблема, у вас и у меня. Мы решим ее вместе. Я хочу поступить в деревенскую школу. Учиться говорить вместе с детьми».

— У них нет школы, Анджин-сан.

— Нет?

— Нет. Мура говорит, что в нескольких ри к западу отсюда есть монастырь и монахи могут вас научить читать и писать, если вы захотите. Но здесь деревня, Анджин-сан. Здешним детям надо научиться ловить рыбу, плавать на лодке по морю, вязать сети, сажать и выращивать рис и овощи. И конечно, родители и дедушка с бабушкой сами учат своих детей, как всегда.

— Так как же мне тогда учиться, когда вы уедете?

— Господин Торанага пришлет книги.

— Мне нужно больше, чем книги.

— Все будет хорошо, Анджин-сан.

— Да. Может быть. Но скажите старосте, что если я сделаю ошибку, все — даже дети — должны поправлять меня, сразу же. Я им приказываю.

— Он благодарит вас, Анджин-сан.

— Здесь кто-нибудь говорит по-португальски?

— Он говорит, что нет.

— А кто-нибудь поблизости?

— Ие, Анджин-сан.

— Марико-сан, мне нужен будет кто-нибудь, когда вы уедете.

— Я передам ваши слова Ябу-сану.

— Мура-сан, вы…

— Он говорит, вы не должны прибавлять «сан», когда говорите с ним или вообще с кем-нибудь из крестьян. Они ниже вас. Неправильно говорить «сан» кому-нибудь ниже вас.

Фудзико также поклонилась ему до земли в этот первый день:

— Фудзико-сан приветствует вас в вашем доме, Анджин-сан. Она говорит, вы сделали ей большую честь и просит вас простить за грубость тогда на корабле. Она считает честью для себя быть вашей наложницей и управлять вашим домом. Она говорит, что если вы будете носить те мечи, то она будет очень рада. Они принадлежали ее отцу, а он мертв. Своему мужу она их не предлагала, так как у него были свои мечи.

— Поблагодарите ее и скажите, что я польщен тем, что она стала моей наложницей, — сказал он.

Марико тоже поклонилась ему:

— Анджин-сан, мы глядим на вас новыми глазами. Наш обычай таков, что мы иногда ведем себя очень серьезно. Вы открыли мне глаза. Очень на многое. До сих пор вы для меня были просто чужеземцем, варваром. Пожалуйста, простите меня за мою глупость. То, что вы сделали, доказывает, что вы самурай.

Он вырос в своих глазах в этот день. Но близость к смерти изменила его больше, чем он сам это понимал, и напугала его навеки, больше, чем все остальные ситуации, когда он смотрел смерти в лицо.

«Ты надеялся на Оми? — спросил он себя. — Что Оми не даст убить тебя? Разве ты не давал ему много раз почувствовать это?

— Я не знаю, я только рад, что он был начеку, — честно ответил себе Блэксорн. — Наступила другая жизнь!»

— Это моя девятая жизнь. Последняя! — сказал он вслух; пальцы Суво сразу же остановились.

— Что вы сказали, Анджин-сан?

— Ничего. Так, ничего, — ответил он, чувствуя себя неловко.

— Я не сделал вам больно, хозяин? — спросил Суво.

— Нет.

Суво сказал что-то еще, чего Блэксорн не разобрал.

— Дозо?

Марико ответила из ванны:

— Он хочет теперь помассировать вам спину.

Блэксорн повернулся на живот, повторил эту фразу по-японски и сразу же позабыл ее. Сквозь пар он видел Марико, она глубоко дышала, слегка откинув назад голову, кожа на теле у нее порозовела.

«Как она выдерживает такую жару, — спросил он себя. — Тренировка, я думаю, с самого детства».

Пальцы Суво ласкали его, он почти моментально уснул. «О чем я думал?

— Ты думал о своей девятой, своей последней жизни, и ты испугался, вспомнив это суеверие. Здесь все другое и это навсегда. Сегодня — это всегда. Завтра может случиться очень многое. Пока я буду жить по их законам.