— Хорошо. Ты будешь проводить часть дня, разговаривая с Анджин-саном, обучаясь тому, что он знает. Он может быть одним из твоих учителей.
— С ним?
— Да. Это сможет приучить тебя к дисциплине. И если ты сможешь научиться у него, несмотря на то что у тебя между ушами камень, ты, конечно, узнаешь ценные для тебя вещи. Ты можешь даже научиться чему-нибудь полезному для меня.
Нага угрюмо уставился в землю.
— Я хочу, чтобы ты узнал все, что он знает о ружьях, пушках и военном снаряжении. Ты будешь моим экспертом. И я хочу, чтобы ты стал очень знающим экспертом.
Нага ничего не ответил.
— И я желаю, чтобы ты стал его другом.
— Как я это смогу?
— Почему ты об этом не подумаешь сам? Почему ты не используешь свою голову?
— Я попытаюсь. Я клянусь, что попытаюсь.
— Я хочу, чтобы ты сделал даже лучше. Тебе приказано преуспеть в этом деле. Используй «христианское милосердие». Ты уже должен был достаточно хорошо научиться этому. Не так ли?
Нага посмотрел на него сердито.
— Этому невозможно научиться, сколько я ни пытался. Правда! Все, что ни говорил Тсукку-сан, это была догма и вздор, от которых человека тошнит. Христианство для крестьян, не для самурая. Не убий, не пожелай больше одной женщины и пятьдесят других глупостей. Я тогда послушался вас и теперь послушаюсь — я всегда слушаюсь! Почему просто не позволить мне делать то, что я могу, господин? Я стану христианином, если это то, чего вы хотите, но я никогда не смогу поверить в христианство — это все дерьмо и… прошу прощения за то, что я говорю. Я стану другом Анджин-сана. Я хочу этого.
— Хорошо. И помни, что он стоит в двадцать тысяч раз больше своего веса в сыром шелке и он знает больше, чем ты узнаешь за двадцать своих жизней.
Нага держал себя под контролем и послушно кивнул в знак согласия.
— Хорошо. Ты будешь командовать двумя батальонами, Оми-сан тоже двумя и один будет в резерве у Бунтаро.
— А еще четыре, господин?
— У нас для них не хватает ружей. Это был финт, чтобы сбить с толку Ябу, — сказал Торанага, озадачив сына.
— Что?
— Это просто предлог для того, чтобы привести сюда еще тысячу самураев. Они прибудут завтра. С двумя тысячами человек я могу блокировать Анджиро и уехать, если мне потребуется. Так?
— Но Ябу-сан может все-таки… — Нага замолчал, зная, что сразу, не подумав, он наверняка скажет что-то не то. — Почему я такой глупый? — спросил он с горечью. — Почему я не могу видеть все так, как вы? Или как Судару-сан? Я хочу помочь, быть вам полезным. Я не хочу все время подводить вас.
— Тогда научись терпению, мой сын, и обуздывай свой характер. Скоро придет твое время.
— Да?
Торанаге внезапно надоело все время проявлять терпение. Он поглядел на небо:
— Я немного посплю пока.
Нага сразу же расседлал коня, снял и положил на землю попону, эту постель самурая. Торанага поблагодарил его и отправил расставить часовых. Удостоверившись, что все сделано правильно и он в безопасности, лег и закрыл глаза.
Но он не хотел спать, только спокойно подумать. Он знал, что то, что он вышел из себя, было плохим признаком. «Тебе повезло, что это было только перед Нагой, который многого не знает. Если бы это случилось при Оми или Ябу, они бы сразу поняли, что ты почти на грани безумия от беспокойства. И это могло легко толкнуть их на измену. На этот раз тебе повезло. Тетсу-ко все привела в норму. Что за красивый полет! Вспомни, как учил ее; и с Нагой нужно обращаться, как с соколом. Разве он не кричал и не злился, как самые лучшие из них! У Наги только одна трудность, его могут втянуть в неправильную игру. Его игра — сражение и внезапная смерть, и скоро этого будет достаточно».
К Торанаге снова вернулось беспокойство: «Что происходит в Осаке? Я сильно ошибся в дайме — кто примет и кто отвергнет вызовы. Я предан? Вокруг меня столько опасностей…
Что с Анджин-саном? Он тоже как сокол. Но он все-таки не сломается, чтобы сесть на кулак, как говорят Ябу-сан и Марико. Какова его „дичь“? Его дичь — Черный Корабль и кормчий Родригес, и этот уродливый высокомерный маленький адмирал, которому недолго предстоит жить на этой земле, все священники в черных сутанах, все эти священники с отвратительными волосами, все португальцы, все испанцы, турки, мусульмане и, конечно, Оми, Ябу и Бунтаро, Ишидо и я».
Торанага повернулся, устраиваясь поудобнее, и улыбнулся про себя: «Но Анджин-сан не длиннокрылый сокол, кидающийся на приманку, которую бросают вверх. Он больше похож на короткокрылого ястреба, который летит с вашего кулака, чтобы убить все, что движется, скорее ястреб-тетеревятник, который берет куропатку, зайца в три раза больше себя, крыс, кошек, собак, вальдшнепа, скворцов, грачей, догоняя их фантастическими бросками и убивая одним ударом когтей, ястреб, который не любит колпачка на голове и не принимает его, просто сидит на вашей кисти, надменный, опасный, самодовольный, безжалостный, желтоглазый, прекрасный товарищ, с отвратительным характером, если на него что-то найдет. Да, Анджин-сан короткокрылый. На кого я напущу его? На Оми? Нет пока. Ябу? Тоже рано. Бунтаро?
Почему на самом деле Анджин-сан пошел против Бунтаро с пистолетами? Из-за Марико, конечно. Они переспали? Возможностей у них было достаточно. Думаю, что да. „Чрезмерный“, — сказала она тогда в первый день. Ничего плохого в этой их связи тогда не было — Бунтаро считался погибшим, и это обеспечивало им полную тайну. Но Анджин-сан глуп, что так рисковал из-за чужой женщины. Разве нет тысячи других, свободных и ничем не связанных, одинаково хорошеньких, маленьких или больших, тонких или толстых, знатного происхождения или нет, которых можно взять без опасений, что они принадлежат еще кому-то? Он вел себя как глупый ревнивый чужеземец. Помнишь кормчего Родригеса? Разве он не убил на дуэли другого чужеземца согласно своим обычаям только для того, чтобы взять себе дочку мелкого торговца, на которой потом женился в Нагасаки? Тайко тогда оставил это убийство безнаказанным вопреки моему совету, потому что это была только смерть чужеземца, а не одного из наших. Глупо иметь два закона — один для нас, другой для них. Следует придерживаться только одного закона.
Нет, я не выпущу Анджин-сана на Бунтаро, мне нужен этот глупец. Но спали или нет эти двое, я надеюсь, что мысль об этом никогда не посетит Бунтаро. Тогда мне придется быстро убить Бунтаро, потому что никакая сила на земле не удержит его от убийства Анджин-сана и Марико-сан, а они нужны мне больше, чем он. Не следует ли мне сейчас уничтожить Бунтаро?»
Как только Бунтаро протрезвел, Торанага послал за ним.
— Как осмелились вы поставить свои интересы выше моих! Сколько теперь времени Марико не сможет переводить?
— Доктор сказал, несколько дней, господин Торанага-сан. Я прошу прощения за причиненное беспокойство!
— Я очень ясно объявил, что мне потребуются ее услуги еще двадцать дней. Вы не помните?