— Почему?
— Они любят убивать, англичанин. Это их обычай, они даже спят со своими мечами. Это великая страна, но самураи опасны, как змеи, и гораздо больше.
— Почему?
— Я не знаю, почему, англичанин, но они таковы, — ответил Родригес, радуясь, что может поговорить с равным себе. — Конечно, все японцы отличаются от нас — они не чувствуют боли или холода так, как мы, но самураи намного хуже. Они ничего не боятся, по крайней мере смерти. Почему? Один Бог знает, но это правда. Если их господин говорит «убей» — они убивают; если он говорит «умри» — они все падают на свои мечи или распарывают себе животы. Для них убить или умереть так же легко, как для нас помочиться. Женщины тоже бывают самураями, англичанин. Они будут убивать, чтобы защитить своих хозяев, так они называют здесь своих мужей, или они убивают себя, если им прикажут. Они делают это, разрезая себе горло. Здесь самурай может приказать своей жене покончить с собой, и она по закону обязана это сделать. О Мадонна, женщина значит кое-что еще, и здесь, англичанин, некоторые могут быть лучше всех на земле, но мужчины… Самураи — это пресмыкающиеся, и самое безопасное — обращаться с ними как с ядовитыми змеями. Ты в порядке теперь?
— Да, благодарю. Немного слаб, но все нормально.
— Как проходило ваше плавание?
— Плохо. А самураи — как стать одним из них? Просто достать два меча и выбрить волосы, как они?
— Ты должен родиться самураем. Конечно, есть разные ранги самураев, от дайме наверху этой кучи дерьма до того, что мы называем пехотинцем в ее основании. В основном это наследственное, как у нас. В старые времена, как мне говорили, было как сейчас в Европе — крестьяне могли быть солдатами и солдаты становиться крестьянами, наследственными князьями и дворянами, до короля наверху. Некоторые солдаты из крестьян поднимались до самых высоких рангов. Тайко был таким.
— Кто он?
— Великий деспот, правитель всей Японии; величайший убийца всех времен. Я расскажу тебе о нем когда-нибудь. Он умер год назад и теперь горит где-нибудь в аду… — Родригес сплюнул за борт. — Сегодня самураем можно стать, только родившись им. Это все наследственное, англичанин. Мадонна, ты не представляешь, сколько средств они тратят на наследство, положение в обществе и тому подобное, — ты посмотри, как Оми кланяется этому дьяволу Ябу и оба они пресмыкаются перед старым Лизоблюдом-сама. «Самурай» идет от японского слова, означающего «служить». Но пока они все кланяются и раболепствуют перед вышестоящим, они все равные самураи, с особыми самурайскими привилегиями. Что там происходит на борту?
— Капитан что-то быстро говорит другому самураю и указывает на нас. Что такое с ними?
— Здесь самурай управляет всем, владеет всем, у них собственный кодекс чести и свой свод правил. Высокомерные? Мадонна, ты и не представляешь! Самый низкий из самураев может законно убить любого несамурая, любого мужчину, любую женщину или ребенка, по любому поводу или без повода. Они могут убить законно, чтобы проверить остроту своего поганого меча, — я видел, как они делают это, — а они делают лучшие в мире мечи. Лучше, чем дамасская сталь. Что этот негодяй делает теперь?
— Просто наблюдает за нами. Его лук сейчас за спиной, — Блэксорн передернул плечами. — Я ненавижу этих негодяев даже больше, чем испанцев.
Родригес опять рассмеялся, не переставая грести.
— Если говорить правду, у меня от них моча свертывается! Но если ты хочешь быстро разбогатеть, ты должен сотрудничать с ними, потому что они владеют всем. Ты уверен, что у тебя все нормально?
— Да, спасибо. Что ты говоришь? Самураи владеют всем?
— Да, вся страна разделена на касты, как в Индии. Самураи наверху, крестьяне следующие по важности, — Родригес сплюнул за борт. — Только крестьяне могут владеть землей. Понимаешь? Но самурай владеет всем, что тот получает. Они владеют всем рисом — это единственный важный вид сельскохозяйственной продукции — и отдают часть обратно крестьянам. Только самураю позволяется носить оружие. Для любого, кроме самурая, напасть на другого самурая — преступление, наказуемое немедленной смертью. И каждый, кто видит такое преступление и не сообщает о нем сразу же, тоже отвечает за него вместе с женами и даже детьми. Вся семья приговаривается к смерти, если кто-то не донес. Клянусь Мадонной, они все сатанинское отродье, эти самураи! Я видел детей, изрубленных в котлетный фарш. — Родригес откашлялся и сплюнул за борт. — Даже при этом, если ты знаешь пару таких вещей, это место — небо на земле. — Он оглянулся на галеру, чтобы видеть, что там происходит, потом ухмыльнулся. — Ну, англичанин, ничего себе прогулочка по гавани на лодке, да?
Блэксорн засмеялся. Годы слетели с него, когда он стал ощущать близкое колебание волн, запах морской соли, чаек, кричащих и играющих над ним, чувство свободы, чувство надежной земли после долгого отсутствия.
— Я думал, ты не хочешь помочь мне попасть на «Эразмус»!
— Ох, и зануды эти англичане. Никакого терпения. Слушай, здесь ты не проси японцев ни о чем — самураев или еще кого, они все одинаковые. Если ты попросишь, они начнут колебаться, потом запросят вышестоящего. Здесь ты должен действовать. Конечно, — его сердечный смех разнесся по волнам, — иногда тебя будут убивать, если ты делаешь что-то не так.
— Ты очень хорошо гребешь. Я ломал голову, как пользоваться этими веслами, когда ты пришел.
— Не думал же ты, что я позволю тебе уйти одному. Как твое имя?
— Блэксорн. Джон Блэксорн.
— Ты когда-нибудь бывал на севере, англичанин? На крайнем севере?
— Я был с Киисом Веерманом на «Дер Лифле». Восемь лет назад. Это было его второе путешествие в поисках Северо-Восточного прохода. А что?
— Я хотел бы послушать об этом — и о всех местах, где ты был. Ты думаешь, этот проход когда-нибудь найдут? Северный путь в Азию, с востока или запада?
— Да. Вы и испанцы блокировали южные пути, поэтому мы пройдем там. Или голландцы. А что?
— Ты был кормчим на судах, плавающих у берегов Берберии? А?
— Да. А что?
— И ты знаешь Триполи?
— Многие кормчие там побывали. Ну и что?
— Я думал, я тебя уже где-то видел. Да, это было в Триполи. Мне тебя показывали. Известный английский кормчий. Тот, кто ходил с путешественником Киисом Веерманом в Полярные моря, был капитаном у Дрейка, а? В Армаде? Сколько тебе тогда было лет?
— Двадцать четыре. Что ты делал в Триполи?
— Я был кормчим на английском капере. Мой корабль был разбит в Индии этим пиратом, Морроу, Генри Морроу — его имя. Он сжег мой корабль до ватерлинии после того, как захватил его и предложил мне работать у него кормчим — его кормчий был бесполезен, так он говорил, — ты знаешь, как это бывает. Он хотел плыть оттуда — мы плавали в районе Испаньолы, когда он захватил нас — на юг вдоль Мейна, потом назад через Атлантику, пытаясь перехватить испанский корабль с ежегодным грузом золота около Канарских островов. Потом через проливы в Триполи, если мы его пропустим, пытаясь найти другую добычу, потом на север в Англию. Он дал мне обычное обещание освободить моих товарищей, дать им пищи и лодки для возвращения, если я присоединюсь к нему. Я сказал: «Конечно, почему бы и нет? При условии, что мы не будем нападать на португальские суда и вы высадите меня на берег у Лиссабона и не украдете мои руттеры». Мы спорили так и эдак — ты знаешь, как это обычно бывает. Потом я поклялся Мадонной, мы оба поклялись на кресте, и вот что вышло. Мы плавали удачно и захватили несколько испанских купцов. Когда мы были в районе Лиссабона, он попросил меня остаться на борту, дал мне обычное письмо королевы Елизаветы: она заплатит целое состояние любому португальскому кормчему, который примет ее подданство и обучит других своему искусству в Тринити Хаус, она обещала также дать пять тысяч гиней за описание пути через Магелланов пролив или мимо мыса Доброй Надежды.