– Ах да, капитан, как поживаете? Рад… рад вас видеть. Она спит?
– Как младенец.
– Это самое лучшее, самое лучшее для нее, пусть спит, – сказал он, его мозг еще не подчинялся ему с привычной легкостью.
– Сначала чашку чаю. Потом – ванна и бриться, я подыщу вам какую-нибудь одежду и дам все, что нужно для бритья. Размер у вас примерно мой. Вы голодны? Есть яйца и немного хлеба, правда, хлеб черствоватый.
– А, нет, спасибо, нет, я не голоден, вы очень добры.
– Я ваш должник, десять раз должник. Я чертовски рад вас видеть. Послушайте, как бы мне ни терпелось узнать, что произошло… ну, мистер Мак-Айвер отправился в аэропорт, чтобы встретить нашего босса, Эндрю Гаваллана. Они скоро вернутся, вам нужно будет все им рассказать, поэтому я узнаю у них все попозже, так что сейчас – никаких вопросов до их приезда, вы, должно быть, совсем измотаны.
– Спасибо, да, это… это все еще немного… я помню, как оставил Азадэ на холме, потом – почти ничего, какие-то вспышки, как во сне бывает, пока я не проснулся минуту назад. Сколько я проспал?
– Вы были в отключке часов примерно шестнадцать. Мы, то есть Ноггер и два наших механика, почти на руках занесли вас обоих сюда, и потом вы вместе с ней отключились. Мы уложили вас и Азадэ в кровать, как малышей укладывают, Мак и я. Раздели вас, смыли грязь, где могли, отнесли вас в кровать – не слишком, кстати, аккуратно это у нас получилось, – а вы так и не проснулись, ни вы, ни она.
– С ней все в порядке? С Азадэ?
– О да. Я проверял ее пару раз, но она все еще в полной отключке. Что вы… извините, никаких вопросов! Сначала – бриться и мыться. Вода, боюсь, чуть теплая, но я поставил в ванную электрокамин, так что все получилось не слишком плохо…
Теперь Росс смотрел на Петтикина, который протягивал виски Мак-Айверу и Гаваллану.
– Вы уверены, что не будете, капитан?
– Нет-нет, спасибо. – Росс, не замечая этого, ощупал свою правую кисть и потер ее. Энергия быстро утекала из него.
Гаваллан видел его усталость и знал, что времени у него немного.
– Касательно Эрикки. Вы ничего больше не помните, что могло бы подсказать нам, где он сейчас может быть?
– Ничего, кроме того, что я рассказал вам. Может быть, Азадэ сможет больше помочь. Советского звали как-то вроде Чертаги, это человек, с которым Эрикки заставляли работать в приграничной зоне, – как я уже говорил, они использовали ее, чтобы угрожать ему, и были еще какие-то осложнения с ее отцом по поводу поездки, в которую они должны были отправиться вместе, – извините, точно я не помню. Второго человека, того, который ходил в друзьях у Абдоллы-хана, звали Мзитрюк, Петр Олегович. – Это напомнило Россу о закодированном послании Вьена Роузмонта хану, но он решил, что Гаваллану об этом знать необязательно, как и обо всех убийствах, о том, как он толкнул старика под грузовик на холме, и о том, что однажды он вернется в деревню и отрубит головы мяснику и старосте, которые, если бы не милость Бога или горных духов, побили бы камнями ее и изувечили бы его. Он займется этим после того, как встретится с Армстронгом и все ему расскажет, или с Талботом, или с американским полковником, но перед этим он спросит их, кто предал всю операцию в Мекке. Кто-то это сделал. На мгновение мысль о Роузмонте, Тензинге и Гуэнге ослепила его. Когда пелена рассеялась, он увидел часы на каминной полке. – Я должен попасть в здание рядом с британским посольством. Это далеко отсюда?
– Нет, мы могли бы вас подбросить, если хотите.
– А можно прямо сейчас? Извините, но я боюсь, что я опять отключусь, если не займусь этим сразу.
Гаваллан бросил взгляд на Мак-Айвера.
– Мак, поедем сейчас… может быть, мне удастся перехватить Талбота. У нас еще есть время вернуться и повидать Азадэ и Ноггера, если он здесь.
– Хорошая мысль.
Гаваллан встал и надел свое толстое пальто.
Петтикин сказал Россу:
– Я дам вам пальто и пару перчаток. – Он увидел, как взгляд капитана заскользил по коридору. – Вы хотите, чтобы я разбудил Азадэ?
– Нет, спасибо. Я… я просто загляну тихонько.
– Вторая дверь по левой стороне.
Они наблюдали за тем, как он прошел по коридору, поступь у него была бесшумная, как у кошки, тихо приоткрыл дверь, постоял там мгновение, потом закрыл ее снова. Он взял свой карабин и оба кукри, свой и Гуэнга. Подумав секунду, он оставил свой на каминной полке.
– На случай, если я не вернусь, – сказал он, – передайте ей, что это подарок, подарок для Эрикки. Для Эрикки и для нее.
Дворец хана. 17.19. Староста Абу-Мард стоял на коленях, каменея от страха.
– Нет, нет, ваше высочество, я клянусь, это мулла Махмуд приказал нам…
– Он не настоящий мулла, ты, шелудивый пес, всем это известно! Клянусь Аллахом, ты… ты собирался побить камнями мою дочь? – вскричал хан; его лицо пошло пятнами, дыхание было прерывистым и хриплым. – Ты решил? Ты решил, что ты собираешься побить камнями мою дочь?
– Это все он, ваше высочество, – пролепетал староста, – это мулла решил, когда допросил ее, и она созналась в прелюбодеянии с этим диверсантом…
– Сын собаки! Ты был в сговоре с этим ложным муллой… Лжец! Ахмед рассказал мне, как все было! – Хан оперся на подушки, позади него стоял телохранитель Ахмед и еще два охранника находились рядом со старостой перед ним, Наджуд, его старшая дочь, и Айша, его юная жена, сидели по одну сторону, пытаясь спрятать свой ужас перед его гневом, замирая от страха, что он может обратиться на них. На коленях возле двери в своей грязной с дороги одежде и тоже наполненный страхом стоял Хаким, брат Азадэ, который только что прибыл, без промедления доставленный сюда под охраной, в ответ на вызов хана и который с тем же гневом слушал рассказ Ахмеда о том, что произошло в деревне.
– Сын собаки! – снова крикнул хан, брызжа слюной. – Ты позволил… ты позволил этому псу-диверсанту бежать… позволил ему утащить мою дочь с собой… сначала ты укрываешь диверсанта у себя, потом… потом осмеливаешься судить члена моей… МОЕЙ… семьи и готов побить камнями… не испросив моего… МОЕГО… одобрения?
– Это все мулла! – воскликнул староста, повторяя эти слова снова и снова.
– Заткни ему пасть!
Ахмед с силой ударил старосту по уху, на мгновение оглушив его. Потом грубо вздернул с пола опять на колени и прошипел:
– Скажешь еще одно слово, вырежу тебе язык.
Хан пытался отдышаться.
– Айша, подай мне… подай мне одну из этих… этих таблеток… – Она торопливо придвинулась к нему, не поднимаясь с колен, открыла пузырек, положила таблетку ему в рот и вытерла его от слюны. Хан передвинул таблетку во рту под язык, как говорил ему доктор, и через мгновение грудь отпустило, громовые удары в ушах ослабли и комната перестала покачиваться. Налитые кровью глаза хана вернулись к старику, который плакал и дрожал всем телом и никак не мог унять дрожь. – Ты, сын собаки! Значит, ты смеешь кусать руку, которая тобой владеет, – ты, твой мясник и вся твоя паршивая деревня. Ибрим, – приказал хан одному из своих охранников, – отведи его назад в Абу-Мард и побей камнями, пусть вся деревня побьет его камнями, побьет его камнями, потом отрежь руки мяснику.