– Нейтралитет? – эхом отозвался Гаваллан, отказываясь поверить услышанному. – Это невозможно… невозможно… для них это самоубийство.
– Согласен. Но это правда.
– Господи!
– Разумеется, приказу подчинятся лишь некоторые из воинских частей, другие будут драться, – продолжал Талбот. – На полицию и САВАК этот приказ, естественно, не распространяется. Они не сдадутся, хотя теперь, рано или поздно, они свою войну проиграют. Иншаллах, старина. А тем временем, кровушка по канавам рекой побежит, можете не сомневаться.
Мак-Айвер нарушил молчание.
– Но… если Бахтияр… получается ведь, что все закончилось? Закончилось, – повторил он, приходя в возбуждение. – Гражданской войне конец, и слава богу! Генералы предотвратили настоящую кровавую баню… поголовную резню. Теперь мы все можем вернуться к нормальной жизни и работе. Проблемам конец.
– О нет, любезный мой друг, – ответил Талбот еще более спокойным голосом. – Проблемы как раз только начинаются.
Буровая вышка «Беллиссима». 18.35. Закат был великолепен: окрашенные багрянцем облака у самого горизонта, чистое безоблачное небо, пронзительное сияние вечерних звезд, луна в третьей четверти. Но здесь, на высоте три тысячи семьсот пятьдесят метров, было очень холодно, с востока уж надвинулась тьма, и Жан-Люк лишь с большим трудом разглядел приближающийся 212-й.
– Джанни, летит, голубчик, – крикнул он бурильщику.
Скот Гаваллан заканчивал свой третий за сегодня полет туда-обратно. Все – бурильщики, повара, три кошки, четыре собаки и канарейка, принадлежавшая Джанни Салубрио, – уже были благополучно доставлены на вышку «Роза»: оставались только Марио Гинеппа, который, несмотря на увещевания Жан-Люка, настоял на том, чтобы улететь последним, Джанни, Пьетро и еще два человека, которые занимались закрытием буровой.
Жан-Люк настороженно посматривал на козырек, который время от времени ворочался, отчего у француза бегали мурашки по коже. Когда вертолет вернулся в первый раз, они затаили дыхание, услышав громкий рокот его винта, хотя Пьетро и заверил всех, что это бабушкины сказки, и вызвать лавину может только динамит или высшая сила. И тогда, словно стремясь доказать, что он неправ, козырек сдвинулся снова, совсем чуть-чуть, но достаточно, чтобы вызвать острый приступ дурноты у каждого, кто оставался на буровой.
Пьетро дернул за последний рубильник, и турбины дизельного генератора начали останавливаться. Он устало вытер лицо, оставив на лбу мазок машинного масла. Спина у него ныла, и руки ломило от холода, но скважину они запечатали и обезопасили насколько могли. В стороне над пропастью он увидел вертолет, осторожно заходивший на посадку.
– Поехали, – сказал он остальным по-итальянски. – Больше мы здесь уже ничего не можем сделать. Разве что взорвать эту глыбу дерьма к чертовой матери!
Остальные перекрестились и потянулись к вертолетной площадке, оставив его одного. Он посмотрел наверх, на гребень горы.
– Ты там, ни дать ни взять, живой прямо, – пробормотал он. – Чудище поганое, которому не терпится добраться до меня и моих чудесных скважин. Да только хрен тебе, ублюдок!
Он зашел в маленькую кладовку, где хранился динамит, и взял две приготовленные им гранаты – шесть палок динамита, обернутых вокруг тридцатисекундного взрывателя. Осторожно положил их в небольшую сумку вместе с зажигалкой и коробком спичек на всякий случай.
– Матерь Божья, – незатейливо помолился он, – сделай так, чтобы эти штуковины сработали.
– Пьетро! Эй, Пьетро!
– Иду, иду, времени еще навалом! – Выйдя наружу, он увидел белое как мел лицо Джанни. – Что?!
– Гинеппа… ты лучше сам посмотри!
Марио Гинеппа лежал на спине, дыхание клокотало у него в горле, веки мелко подрагивали. Жан-Люк был рядом с койкой, держа руку на пульсе итальянца.
– Быстро колотится… а то вдруг вообще не могу нащупать, – встревоженно произнес он.
– Марио четыре недели назад прошел полное медицинское обследование. Ежегодное… кардиограмма там, все, что нужно. Очень серьезное. Сказали, он в полном порядке! – Пьетро сплюнул на пол. – Ну, врачи!
– Сглупил он, что решил торчать тут до последнего.
– Он начальник, что хочет, то и делает. Давайте его на носилки, и поехали. – Лицо Пьетро было мрачным. – Тут мы для него все равно ничего не сделаем. Черт с ним, с динамитом, рванем попозже или завтра.
Они аккуратно приподняли Гинеппу, укутали в теплое одеяло, вынесли из трейлера на носилках и пошли по сугробам к поджидавшему их вертолету. Как раз когда они подошли к площадке, гора издала громкий стон. Они посмотрели наверх. Куски снега и льда покатились вниз, набирая вес. Через какие-то секунды все это превратилось в настоящую лавину. Убежать они не успевали, оставалось только стоять и ждать. Грохот нарастал. Снег съехал по склону горы, подхватил дальний трейлер и один из огромных стальных баков с бурильным раствором и рухнул вместе с ними в пропасть. Потом все стихло.
– Mamma mia, – охнул Джанни и перекрестился. – Я уж думал, на этот раз все, конец.
Жан-Люк тоже перекрестился. Теперь козырек выглядел еще более зловеще, тысячи тонн нависли над буровой, часть скалы обнажилась. Струйки снега сбегали вниз беспрерывно.
– Жан-Люк! – Это был Гинеппа. Глаза у него были открыты. – Не… не ждите… динамит сейчас… должны… должны…
Пьетро кивнул:
– Он прав, сейчас или никогда.
– Прошу тебя… я в порядке… Mamma mia, давай сейчас! Я в порядке.
Они заторопились к вертолету. Носилки легли на передний ряд сидений, и их быстро закрепили ремнями. Остальные расселись, пристегнулись, Жан-Люк забрался на левое сиденье кабины и надел наушники.
– Все в норме, Скот?
– В полной норме, старина, – ответил Скот Гаваллан. – Как там Гинеппа?
– Не больно хорошо. – Жан-Люк проверил показания приборов. Все нормально, топлива хоть отбавляй. – Merde! Козырек вот-вот рухнет; будем приглядывать за восходящими и нисходящими потоками, нас скорее всего изрядно потрясет. Allons-y! [36]
– Держи. Я настроил их для Пьетро, пока ждал на «Розе». – Скот протянул Жан-Люку запасную пару наушников, которая теперь была соединена с их собственными.
– Передам ему, когда будем в воздухе. Мне тут не по себе. Взлетаем!
Скот тут же прибавил мощности, поднял 212-й над землей, чуть сдал назад, повернул и повис над пропастью. Пока он набирал высоту, Жан-Люк пробрался назад в пассажирский отсек.
– Вот, Пьетро, давай-ка надевай, теперь ты сможешь переговариваться с нами там, в кабине.
– Здорово, вот это здорово. – Пьетро сидел в кресле рядом с дверцей.