– А где для вас дом?
– Даже и не знаю толком, – произнес Росс, захваченный врасплох. Сам он себе никогда не задавал этого вопроса. Помолчав мгновение, больше для себя, чем для американца, он добавил: – Может быть, Шотландия, а может быть, Непал. Отец с матерью у меня в Катманду, они шотландцы, как и я, но живут там, с перерывами, с пятьдесят первого года, когда он вышел в отставку. Я даже родился там, хотя почти все годы учебы провел в Шотландии. – Для меня дом – обе эти страны, подумал он. – А для вас?
– Вашингтон, округ Колумбия. Вернее даже Фоллс-Чёрч, штат Виргиния, который почти является частью Вашингтона. Я там родился. – Роузмонту очень хотелось выкурить сигарету, но он знал, что это было бы опасно. – Па работал в ЦРУ. Сейчас он умер, но последние несколько лет проработал в Лэнгли, а это рядом совсем… в Лэнгли штаб-квартира ЦРУ. – Он был рад поговорить. – Ма до сих пор в Фоллс-Чёрче, я там уже пару лет как не был. Вы когда-нибудь бывали в Штатах?
– Нет, еще нет.
Ветер немного усилился, и оба они несколько секунд всматривались в ночь.
– После полуночи он стихнет, – уверенно сообщил Роузмонт.
Росс увидел, что проводник опять поменял положение тела. Уж не собирается ли он отсюда улизнуть?
– Вы раньше работали с этим проводником?
– Конечно. Все горы в округе исходил с ним в прошлом году, провел тут целый месяц. Обычная работа. Много оппозиционеров проникают в страну через эти места, и мы пытаемся за ними приглядывать. Как и они за нами. – Роузмонт посмотрел на проводника. – Месги хороший парень. Курды не любят иранцев, как не любят и иракцев, и наших друзей по ту сторону границы. Но вы правильно делаете, что спрашиваете.
Росс перешел на непальский.
– Тензинг, осмотри все и приглядывай за следопытом, поешь потом. – Тензинг тут же выскользнул из рюкзака и растворился в темноте. – Я послал его покараулить.
– Хорошо, – сказал Роузмонт. – Он очень внимательно наблюдал за всей троицей во время подъема, и на него произвело впечатление то, как они работали одной командой: сменяли друг друга впереди, один – обязательно на фланге, каждый всегда знает, что нужно сделать, никаких приказов, предохранители всегда сняты. «Это же вроде бы опасно, нет?» – поинтересовался он в самом начале.
«Да, мистер Роузмонт. Если не знаешь, что делаешь», – ответил ему британец, и Роузмонт не уловил в ответе никакого высокомерия. Но когда за каждым деревом, углом или камнем может прятаться противник, разница между снятым и поставленным предохранителем может означать, кто кого убьет, ты или тебя.
Вьен Роузмонт вспомнил, как британец тогда бесхитростно добавил: «Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь вам, а потом вытащить вас оттуда», – и в который раз спросил себя, удастся ли им проникнуть внутрь, не говоря уже о том, чтобы выбраться. Прошла почти целая неделя с тех пор, как «Мекка» была оставлена. Никто не знал, чего им ждать, когда они до нее доберутся. Она может оказаться нетронутой, уже разграбленной или даже занятой противником.
– Вы знаете, что вся эта операция – чистое сумасшествие?
– Наше дело – не гадать.
– Делать или умирать? Я думаю, эта присказка – дерьмо собачье.
– Я тоже думаю, что она – дерьмо собачье, если вам от этого легче.
Это был первый раз, когда они вместе рассмеялись. Роузмонт почувствовал себя гораздо лучше.
– Послушайте, раньше я этого не говорил, но я очень рад, что вы трое с нами.
– Мы… э-э… тоже рады быть здесь. – Росс скрыл свое смущение, выслушав этот откровенный комплимент. – Ага, – обратился он к проводнику, – пожалуйста, покушайте с нами.
– Спасибо, ara, но я не голоден, – ответил старик, не двинувшись от входа в пещеру.
Роузмонт опять обулся.
– У вас много специальных подразделений в Иране?
– Нет. С полдюжины – мы здесь занимаемся подготовкой иранцев. Думаете, Бахтияр пересидит эту непогоду? – Росс открыл рюкзак и раздал банки с говяжьей тушенкой.
– Нет. В горах племена говорят, что он слетит – вероятно, его пристрелят, – в течение недели.
Росс присвистнул:
– Настолько все хреново?
– Хуже. Говорят, что Восточный Азербайджан станет советским протекторатом не позже, чем через год.
– Черт меня подери!
– Вот-вот. Хотя, кто может знать наверняка. – Вьен улыбнулся. – Именно это и делает жизнь интересной.
Росс небрежно протянул ему фляжку.
– Лучший иранский горлодер, какой можно купить за деньги.
Роузмонт скривился и сделал осторожный глоточек, потом просиял:
– Да это же настоящий скотч!
Он уже приготовился приложиться к фляжке по-настоящему, но Росс был наготове и выхватил ее у него из рук:
– Полегче… полегче. Это все, что у нас осталось, ага.
Роузмонт ухмыльнулся. Они быстро поели. В пещере было уютно и безопасно.
– Вы когда-нибудь были во Вьетнаме? – спросил Роузмонт. Ему хотелось поговорить. Он чувствовал, что момент подходящий.
– Нет, не довелось. Один раз едва не попал туда, когда мы с отцом направлялись в Гонконг, но нас вместо Сайгона завернули в Бангкок.
– Вместе с гуркхами?
– Нет, это было много лет назад, хотя сейчас там у нас есть один батальон. Мне было, – Росс помолчал секунду, – мне было лет семь-восемь, у отца в Гонконге есть какие-то дальние родственники, Данроссы, да, именно так их и звали, и намечалось что-то вроде собрания всего клана. От Гонконга в памяти мало что осталось, разве что прокаженный, который лежал в грязи у морвокзала, с которого паром отходил. Мне пришлось проходить мимо него каждый день… ну, почти каждый день.
– Мой отец был в Гонконге в шестьдесят третьем, – с гордостью сказал Вьен. – Он был замдиректора местного офиса ЦРУ. – Вьен поднял с земли камешек, начал подбрасывать его на ладони. – Вы знаете, что я наполовину вьетнамец?
– Да, мне сказали.
– А что еще вам сказали?
– Только то, что я могу доверить вам свою жизнь.
Роузмонт криво усмехнулся:
– Будем надеяться, что они не ошиблись. – Он задумчиво начал проверять, исправно ли работает его М16. – Мне всегда хотелось побывать во Вьетнаме. Мой отец, настоящий отец, был вьетнамцем, фермером, но его убили до того, как я родился. Это было, когда французы владели Индокитаем. Вьетконговцы забили его насмерть совсем рядом с Дьенбьенфу… – Печаль спала с него, и он улыбнулся. – Матушка у меня американка до мозга костей, такая же, как бигмак, и, когда во второй раз вышла замуж, выбрала себе одного из самых великих. Никакой настоящий отец не мог бы любить меня больше…
Внезапно Гуэнг передернул затвор карабина.
– Сахиб! – Росс и Роузмонт схватились за оружие, но тут ветер донес тонкий вой, и Росс с Гуэнгом расслабились.