Конечно, он голосовал за нее, хотелось закричать Бакравану; пот ручейками стекал по его лицу и спине. Конечно, мы все за нее голосовали! Разве подавляющее большинство народа не проголосовало за нее и даже многие аятоллы и муллы? Разве шах не контролировал правительство, полицию, секретные службы, САВАК, вооруженные силы и не владел большей частью страны? Шаху принадлежала верховная власть! Будь он проклят, этот шах, думал он, вне себя от ярости, будь проклят он и его «Белая революция» 1963 года, которая положила начало всей этой гнили, взбесила мулл и до сих пор продолжает преследовать нас, как чума, все эти его «современные реформы», которые являются прямой причиной подъема тогда еще мало кому известного аятоллы Хомейни к вершинам власти. Разве мы, базаари, не предупреждали шахских советников тысячу раз! Как будто хоть одна из этих реформ имела какое-то значение. Как будто хоть одна из этих реформ мо…
– Да или нет?
Вздрогнув, он очнулся от своих мыслей и обругал себя. Сосредоточься! – в панике думал он. Этот шелудивый сын прокаженной собаки пытается поймать тебя в ловушку? О чем он спрашивал? Будь осторожен… ради собственной жизни, будь осторожен! Ах, да, «Белая революция»! – Эмир Пак…
– Во имя Аллаха, да или нет? – сурово оборвал его мулла.
– Он… да… да, он голосовал за «Белую… Белую революцию», когда был депутатом меджлиса. Да-да, голосовал.
Мулла протяжно выдохнул, и юноши шевельнулись в своих креслах. Один из них зевнул и почесал себе промежность, рассеянно поигрывая со своим членом.
– Ты депутат?
– Нет… нет, я подал в отставку, когда аятолла Хомейни отдал такой приказ. В…
– Ты хочешь сказать, когда имам Хомейни, имам приказал это?
– Да-да, – выпалил Бакраван, плохо соображая, – я подал в отставку… э-э… сразу же, когда имам приказал это, я… я тут же подал в отставку, – сказал он и не добавил: «Мы все подали в отставку» – это была идея Пакнури, – когда это стало безопасно и когда стало ясно, что шах решил уйти и передать власть умеренному и рассудительному премьер-министру Бахтияру, но не для того, чтобы власть узурпировал Хомейни, хотелось проорать ему, этого никто не планировал! Будь прокляты американцы, которые нас продали, генералы, которые нас продали, шах, который виноват во всем! – Все знают… знают, как я поддерживал имама, да живет он вечно.
– Да, пусть пребудут с ним благословения Аллаха, – эхом отозвался мулла вместе с остальными. – Но ты, Джаред Бакраван, базаари. Ты когда-нибудь занимался ростовщичеством?
– Никогда, – тут же произнес Бакраван, искренне веря в это, хотя страх и терзал его. Все свою жизнь я давал деньги в долг, но процент всегда был справедливым и разумным, ни в коем случае не ростовщическим, думал он, никогда в жизни. И все это время я был советником различных лиц и министров, договариваясь о ссудах, частных и государственных, зарабатывая деньги, очень много денег, это был хороший бизнес и совершенно законный. – Я противодействовал… противодействовал «Белой революции» и шаху везде, где мог… все знают, что я был про…
– Шах совершил преступления против Бога, против ислама, против Священного Корана, против имама, да охранит его Аллах, против шиитской веры. Все, кто помогал ему, виновны в равной степени. – Взгляд муллы был непреклонным. – Какие преступления ты совершил против Аллаха и слова Аллаха?
– Никаких, – вскричал Бакраван, доведенный почти до предела. – Именем Аллаха клянусь, никаких!
Дверь распахнулась. В комнату вошел Юсуф, он привел Пакнури. Бакраван едва опять не упал в обморок. Руки Пакнури были скованы наручниками у него за спиной. Брюки покрывали пятна мочи и кала, перед пальто был испачкан блевотиной. Голова бесконтрольно подергивалась, волосы свалялись и перепачкались, разум оставил его. Когда Пакнури увидел Бакравана, лицо его исказила гримаса.
– Ах, Джаред, Джаред, мой старый друг и коллега, ваше превосходительство, ты тоже оказался в аду вместе со всеми нами? – На мгновение он захлебнулся истерическим хохотом. – Он не такой, каким я его представлял, дьяволы еще не явились, нет пока ни кипящего масла, ни пламени, но вместо воздуха одна только вонь, и ты прижат к другим, нельзя ни сесть, ни лечь, можно только стоять, а потом снова начинаются вопли и выстрелы, и ты все время стоишь на икринке, набитый в банку, как черная икринка, только… только… только… – Его бессвязное бормотание смолкло, едва он увидел муллу. Ужас поглотил его целиком. – Ты… ты Бог?
– Пакнури, – мягко произнес мулла, – ты обвиняешься в преступлениях против Бога. Этот человек, свидетельствующий против тебя, говорит, что ты…
– Да-да, я совершал преступления против Бога, – пронзительно закричал Пакнури. – За что же еще я попал в ад? – Он упал на колени, обливаясь слезами, и бессвязно затараторил: – Нет Бога, кроме Бога, и нет Бога, нет Бога, и Мухаммад посланник Его, не от Бога и… – Внезапно он замолчал. Его лицо исказилось еще больше, когда он поднял его от пола. – Я Бог, ты – Сатана!
Один из юношей нарушил потрясенное молчание:
– Он богохульствует. Он одержим Сатаной. Он признал себя виновным. На все воля Аллаха.
Все остальные согласно кивнули. Мулла произнес:
– На все воля Аллаха. – Он сделал знак одному из «зеленых повязок», который рывком поднял Пакнури на ноги и вывел его из комнаты, потом перевел взгляд на Бакравана, который стоял, уставившись вслед своему другу, ужасаясь тому, как быстро – всего за одну ночь – его уничтожили. – Так, Бакраван, ты до…
– Я привел этого Турлака, он ждет снаружи, – прервал его Юсуф.
– Хорошо, – кивнул мулла.
Он вперил свой взгляд в Бакравана, и Бакраван понял, что погиб так же, как погиб его друг Пакнури, и что приговор будет таким же. Кровь застучала у него в ушах. Он увидел, как задвигались губы муллы, потом они перестали двигаться, и все уставились на него.
– Простите? – оцепенело проговорил он. – Я… простите, я не расслышал, что вы… что вы сказали.
– Вы можете идти. Пока что. Исполняйте труд Божий. – Мулла бросил нетерпеливый взгляд на одного из «зеленых повязок», высокого человека с уродливым лицом. – Ахмед, выведи его! – Потом Юсуфу: – После Турлака – капитана полиции Мохаммеда Дези, камера девятьсот семнадцать…
Бакраван почувствовал, как его дергают за руку, повернулся и вышел. В коридоре он едва не упал, но Ахмед подхватил его и с неожиданной добротой прислонил к стене.
– Отдышитесь, ваше превосходительство, – сказал он.
– Я… я свободен и могу идти?
– Я уж точно удивлен не меньше вашего, ага, – сказал охранник. – Клянусь Аллахом и Пророком, вы – первый, кого сегодня отпустили, без разницы, свидетеля или обвиняемого.
– Я… есть тут… есть тут где-нибудь вода?
– Здесь нет. Зато ее полно снаружи. Вам лучше всего покинуть это место. – Ахмед понизил голос: – Лучше уйти, а? Обопритесь о мою руку.
Бакраван благодарно уцепился за него, едва дыша. Медленно они вернулись тем же путем, каким он сюда пришел. Он едва замечал других охранников, заключенных, свидетелей. В коридоре, который вел в комнату ожидания, Ахмед толкнул плечом боковую дверь, которая вела на западную площадку. Расстрельная команда стояла в готовности, три человека были привязаны к столбам перед ними. Один столб пустовал. Мочевой пузырь и кишечник Бакравана опорожнились сами по себе.