Теперь в ее глазах стояли слезы, и она смахнула их. Иншаллах, подумала она. Отец в раю, куда попадают все правоверные, поэтому подлинной причины печалиться нет. Нет. Только желание, чтобы его гнусным убийцам воздали по справедливости. Убийцы! Дядя Валик. НВС. Аннуш и дети. НВС! Как я ненавижу эти буквы! Что произошло с Каримом? Она не имела никаких вестей с воскресенья и не знала, осудили его, мертв он или свободен, не знала ничего нового по поводу того телекса – оставалось только молиться.
И она помолилась. Снова. И перекинула все эти проблемы из своего сознания на плечи Бога и почувствовала себя очищенной. Когда она надевала свою маленькую шапку на меху, дверь открылась и в комнату торопливо вошла Джари, тоже одетая во все самое лучшее.
– Пора, принцесса. Ее высочество Зара прибыли. О, как красиво вы выглядите!
Наполненная радостным возбуждением, Шахразада подхватила пальто, промчалась по коридору, спустилась по лестнице и приветствовала Зару, которая ждала ее в прихожей.
– О, ты выглядишь великолепно, Зара, дорогая! – воскликнула она, обнимая ее. – Я так боялась, что Мешанг остановит тебя в последний момент!
– У него не было возможности, – смеясь, ответила Зара; кокетливая меховая шляпа с небрежным изяществом сидела на ее темных волосах. – Я взялась за него вчера за завтраком и продолжала весь день и всю ночь и сегодня утром, донимая его собольей шубкой, которая мне абсолютно необходима, которую я бесспорно должна иметь, или я умру от стыда перед своими подругами. Он сбежал от меня на базар и напрочь забыл про марш. Пойдем, мы не должны опаздывать, на улице нас ждет такси. Снег перестал, день обещает быть ясным, хотя на улице холодно.
В такси уже сидели три другие женщины, подруги и родственницы, две с гордостью надели джинсы, высокие каблуки и яркие спортивные курточки, волосы у всех распущены, одна в лыжной шапочке – все возбужденные и радостные, словно собрались на пикник с шашлыками, как в старые времена. Никто из них не заметил, как водитель такси неодобрительно бормотал что-то себе под нос, да никто и не обращал на него внимания. «К университету», – распорядилась Зара, и когда машина тронулась, они принялись оживленно болтать друг с другом, щебеча, как стайка птиц. Они не доехали двух улиц до ворот университета, где собирались участницы демонстрации, когда такси пришлось остановиться: настолько огромным было скопление женщин.
Ожидалось, что их будет несколько сотен, но пришли тысячи, и с каждой минутой со всех сторон подходили все новые и новые участницы марша. Молодые, старые, образованные, неграмотные, крестьянки и аристократки, богатые и бедные – джинсы, юбки, брюки, сапоги, туфли, лохмотья, меха, – и все охвачены одинаковым нетерпением, даже те, кто пришли в чадрах. Некоторые из наиболее решительных уже выступали с речами, другие выкрикивали лозунга:
– Никакой чадры силой…
– Единство, борьба, победа….
– Женщины, объединяйтесь, не дадим затолкать себя в хиджаб или чадру…
– Я была в Дошан-Таппехе, сражалась с «бессмертными»… мы не затем сражались и страдали, чтобы отдать себя на волю деспотизму…
– Смерть деспотизму в любом обличье…
– Дааааа! Да здравствуют женщины! – закричала Шахразада. – Долой насильственную чадру и хиджабы! – Как и остальных, ее заражало всеобщее ликование.
Зара расплатилась с водителем, оставив ему щедрые чаевые, весело повернулась, взяв под руки Шахразаду и Джари, и никто из них не слышал, как таксист крикнул в окно, отъезжая:
– Шлюхи вы все!
Толпы повсюду, никто не знал, что делать дальше, большинство были ошеломлены огромным количеством собравшихся женщин и разнообразием одежд, возрастов – даже несколько мужчин с энтузиазмом присоединились к ним.
– Мы протестуем, Зара, мы действительно здесь, правда?
– О да, Шахразада! Сколько же нас тут собралось…
Крича в общем шуме, они старались прислушаться к хорошо одетой женщине, известному тегеранскому адвокату, активистке и поборнице прав женщин Намжэ Ленге – несколько групп мужчин, студентов и учителей, сторонников и противников, вместе с муллами, среди которых были одни противники, тоже слушали ее:
– Некоторые муллы говорят, что женщины не могут быть судьями, не должны получать образование и обязаны носить чадру. Три поколения мы ходим с открытыми лицами, три поколения мы пользуемся правом на образование и одно поколение мы имеем право голоса. Бог велик!..
– Бог велик! – прокричали тысячи в ответ.
– Некоторым из нас повезло больше, чем другим, некоторые получили лучшее образование, чем другие, некоторые образованы даже лучше определенных мужчин. Некоторые из этих женщин знают современные законы, даже законы Корана, лучше тех или иных мужчин – так почему эти женщины не могут быть судьями? Почему?
– Нет причин! В судьи этих женщин! – воскликнула Зара вместе с сотнями других женщин, заглушив мулл и их сторонников, которые подняли крик:
– Кощунство!
Когда шум немного затих, Намжэ Ленге продолжила:
– Мы поддерживали аятоллу всем сердцем… – Новый взрыв радостные криков прервал ее, огромное излияние искренней любви. – Мы благословляем его за все, что он сделал, и мы боролись как могли бок о бок с мужчинами, разделяя их страдания, их тюремные камеры, мы помогли революции победить и вышвырнули деспота, и теперь мы свободны, Иран освободился от его ига и от ига иностранцев. Но это не дает никому, ни муллам, ни даже великому аятолле, права поворачивать вспять часы истории…
Оглушительные крики:
– Нет! Нет! Нет! Нет деспотам! Право голоса для женщин! Нет деспотизму в любом обличье! Ленге – в меджлис! Ленге – в министры образования!
– О, Зара, разве это не чудесно? – воскликнула Шахразада. – Ты когда-нибудь голосовала?
– Нет, дорогая, конечно, нет. Но это не означает, что я не хочу, чтобы у меня было право голосовать, когда у меня возникнет такое желание. Сто раз я говорила Мешангу, что, разумеется, я бы спросила у него, за кого мне голосовать, но я все равно хочу сама участвовать в голосовании, хочу сама зайти в будку, если решу пойти!
– Ты права! – Шахразада повернулась и крикнула: – Да здравствует революция! Бог велик! Бог велик! Ленге – в Верховный суд! Женщин – в судьи! Мы требуем своих прав…
Теймур, иранец, прошедший подготовку в ООП, который поселился в квартире Шахразады, и которого послали наблюдать за маршем и запоминать его наиболее решительных участниц, узнал ее по фотографиям, которые видел в квартире. Его охватила злоба.
– Женщины должны подчиняться законам Аллаха! – прокричал он. – Долой женщин-судей! Женщины должны делать то, что положено Богом! – Но его заглушили тысячи голосов, и ни одна живая душа не обратила на него никакого внимания.
Никто не знал, как, собственно, начался марш. Они словно сами по себе сдвинулись вдруг с места и вскоре запрудили улицы, от стены до стены, перекрыв все движение, радостно шагая вперед – неудержимая сила. Люди в лавках, в окнах и на балконах стоявших рядом домов смотрели на демонстранток раскрыв рот.