Скот Гаваллан улыбнулся про себя, вспомнив отца, и на душе потеплело и посветлело. Черт, как же мне повезло, что он у меня есть, подумал он. Я все еще скучаю по маме, но я рад, что она умерла. Это ужасно, когда красивая, полная энергии женщина превращается в беспомощную, прикованную к креслу, парализованную оболочку, в которой продолжает жить острый ум, ясный до самого конца. Каким кошмарным несчастьем была ее смерть, особенно для отца. Но я рад, что он снова женился. Морин классная, и отец у меня классный, и жизнь у меня потрясающая, и впереди все безоблачно: много полетов, много пташек, а через пару лет я женюсь – как насчет Тесс? Его сердце забилось быстрее. Дьявол, какая незадача, что Линбар – ее дядя, а она – его любимая племянница, с другой стороны, чертовская удача, что я с ним не пересекаюсь, ей всего восемнадцать, так что времени полно…
– Откуда будешь заходить на посадку, mon vieux? – раздался голос в наушниках.
– С запада, – ответил он, собираясь с мыслями.
– Хорошо. – Жан-Люк всматривался вперед. Никаких признаков жизни. Буровая площадка была укутана толстым слоем снега, почти погребена под ним. Только вертолетная площадка была расчищена. От одного из трейлеров тянулась вверх ниточка дыма. – Ага! Смотри!
Они увидели крошечную закутанную фигурку, человек стоял рядом с вертолетной площадкой и махал им руками.
– Кто это?
– Кажется, Пьетро. – Скот сосредоточил все внимание на посадке. На такой высоте и из-за расположения уступа всегда могли возникнуть внезапные порывы ветра, завихрения, смерчи – права на ошибку не было. Он зашел со стороны пропасти, вихревые потоки их слегка поболтали, он виртуозно выровнял машину, снизился и сел.
– Хорошо.
Жан-Люк снова перевел взгляд на закутанного человека, в котором теперь узнал Пьетро Фиери, одного из буровых мастеров, вторых по значению лиц на буровой после человека компании. Они увидели, как он провел рукой в районе горла – глуши двигатели. Значит, экстренная эвакуация на этот раз не предполагала немедленного отлета.
Жан-Люк знаком подозвал итальянца к окошку кабины и открыл его.
– Что стряслось, Пьетро? – спросил он, перекрикивая рев двигателей.
– Гинеппа слег, – прокричал в ответ Пьетро – Марио Гинеппа был человеком компании на этой буровой – и хлопнул себя по груди слева. – Мы думаем, наверное, сердце. И это еще не все. Гляди! – Он показал рукой наверх.
Жан-Люк и Скот пригнулись, пытаясь заглянуть наверх через стекло кабины, но не увидели того, что приводило итальянца в такое возбуждение.
Жан-Люк расстегнул ремень безопасности и выбрался наружу. Холод со всех сторон ударил в него, и он поморщился, глаза заслезились от круговерти, производимой винтом вертолета, черные очки помогали совсем мало. Потом он увидел, в чем была проблема, и желудок у него неуютно заворочался. Метрах в ста чуть ниже гребня горы и практически над самим лагерем намело огромный козырек изо льда и снега.
– Мадонна!
– Ежели эта штука рухнет, лавина сползет по всему склону и, наверное, утащит с собой и нас, и вообще все, что тут есть, в долину внизу! – Лицо Пьетро посинело от холода. Это был плотный, очень сильный человек; карие глаза над темной, с проседью бородой внимательно поблескивали, хотя и превратились от ветра в узкие щелки. – Гинеппа хочет с тобой поговорить. Зайдем к нему в трейлер, а?
– А это? – Жан-Люк ткнул большим пальцем вверх.
– Ежели рухнет, так рухнет, – со смехом ответил Пьетро, его зубы белоснежно блеснули на темном фоне перепачканной нефтью парки. – Пошли! – Пригнувшись, он вынырнул из-под винта и зашагал прочь. – Давай пошли!
Жан-Люк беспокойно оглянулся на снежный козырек. Он мог проторчать там еще недели или обрушиться в любое мгновение. Над гребнем горы небо было безоблачным, но полуденное солнце почти не давало тепла.
– Останься здесь, Скот. Двигатели не глуши, – крикнул он и неуклюже последовал по глубокому снегу за Пьетро.
В двухкомнатном трейлере Марио Гинеппы было тепло и неприбрано, на стенах – карты, перепачканная нефтью одежда, толстые перчатки, пластмассовые каски на крючках, атрибуты ремесла нефтяника разбросаны по всей комнате, служившей одновременно и кабинетом, и гостиной. Сам хозяин в спальне лежал на кровати полностью одетый, только без ботинок. Марио был крупным высоким мужчиной сорока пяти лет с впечатляющим носом: его лицо, обычно красное и обветренное, сейчас было мертвенно-бледным, губы приобрели странный синеватый оттенок. С ним находился буровой мастер из другой смены, Энрико Банастазио – маленький смуглый человечек с темными глазами и узким лицом.
– А, Жан-Люк! Рад тебя видеть, – устало произнес Гинеппа.
– А я тебя mon ami. – Изрядно встревоженный, Жан-Люк расстегнул свою летную куртку и сел рядом с кроватью. Гинеппа руководил работами на «Беллиссиме» уже два года – работа по полсуток через полсуток, два месяца на буровой, два месяца отпуск – и уже пробурил три производительных скважины и нашел место для четвертой. – Тебе, я смотрю, светит больница в Ширазе.
– Это не важно, первым делом – козырек. Жан-Люк, я хо…
– Мы эвакуируемся и оставляем этого stronzo [33] в руках Господа, – сказал Банастазио.
– Mamma mia, Энрико, – раздраженно проговорил Гинеппа. – Я повторяю, мне кажется, мы можем Господу в этом пособить. С помощью Жан-Люка. Пьетро согласен. А, Пьетро?
– Да, – ответил Пьетро с порога, пожевывая зубочистку. – Жан-Люк, я вырос в Аосте, это в итальянских Альпах, так что про горы и лавины я все знаю, и мне ка…
– Si, е sei pazzo. Да, и ты совсем рехнулся, – грубо бросил ему Банастазио.
– Nel tuo culo. В задницу тебя. – Пьетро небрежно сделал неприличный жест. – С твоей помощью, Жан-Люк, убрать этого stronzo будет пара пустяков.
– Что вы хотите чтобы я сделал? – спросил Жан-Люк.
Ему ответил Гинеппа:
– Возьми Пьетро и поднимись к гребню в то место, которое он тебе покажет на северном склоне. Оттуда он бросит в снег динамитную шашку и направит вниз лавину, которая избавит нас от этой опасности.
Пьетро просиял.
– Ррраз – и никакого тебе козырька.
Банастазио повторил еще более сердито, по-английски он говорил с выраженным американским акцентом:
– Ради всех святых, повторяю вам еще раз, это слишком рискованно, черт возьми. Нам нужно сначала эвакуировать базу, потом, если уж вам так хочется, взрывайте свой динамит.
Лицо Гинеппы сморщилось от накатившей боли. Одна рука потянулась к груди.
– Если нам эвакуироваться, придется все закрывать, а…
– Ну и что? Ну и закроем. Что тут такого? Если тебе на свою жизнь наплевать, подумай о наших. Я говорю, надо эвакуироваться отсюда, срочно. Потом уж динамит. Жан-Люк, разве так не безопаснее?