«Какая прелесть!» — подумала Софи, стараясь представить себе, как Ральф пишет столь интимное послание или бежит под дождем, чтобы в номере отеля заняться любовью с женщиной, которой принадлежит его сердце.
«Спасибо, любовь моя, за фотографию К в последнем письме. Как же быстро он растет — куда делся пухлый малыш, которого я держал на руках в Элнбурге? Теперь это самостоятельная личность с характером — сколько в нем бесстрашной целеустремленности! Прощаться с ним в этот раз было намного тяжелее. Мне казалось, ничто не может сравниться с болью от расставания с тобой, но твои письма и воспоминания о времени, которое мы провели вместе, дают мне силы жить. А оставлять сына — все равно что отрезать часть от себя самого».
Сердце Софи дрогнуло, строчки запрыгали перед глазами. Скорее всего, К — это Кит. Тридцать лет назад ему было всего три или четыре года.
«Я смирился с тем, что мне приходится делить тебя с Ральфом, ибо знаю — на самом деле ты не принадлежишь ему ни в каком из смыслов. Но то, что Кит вырастет, считая его настоящим отцом, заставляет меня задыхаться от злости на несправедливость этого мира. Почему не я встретил тебя первым?»
Открыв рот от удивления, Софи недоверчиво перечитала последние фразы. И после тридцати лет от письма исходило такое отчаяние, что у нее перехватило горло, но грандиозность откровения пока никак не укладывалась в мозгу.
Ральф Фицрой не был отцом Кита?
Звук открывающейся за ее спиной двери заставил девушку подпрыгнуть почти до потолка. Дрожащими пальцами она торопливо запихнула письмо обратно в книгу и раскрыла ее на другой странице.
— Как ты быстро, — пробормотала она, обернувшись, чтобы взглянуть на Кита, который вошел в библиотеку с толстым картонным пакетом в руках.
Он явился прямо с улицы, не задержавшись в холле, чтобы снять куртку. При каждом его движении ноздрей девушки касался запах холода, озона и сосен.
— У меня возникло ощущение некоторой срочности.
Поставив пакет на другой край дивана, Кит достал упаковку тампонов и бросил ее Софи, которая не решалась поднять на него глаза. Стеснение от того, что ему пришлось покупать для нее средства женской гигиены, почти померкло по сравнению с тем, что она только что выяснила о его происхождении.
— Спасибо, — тихо сказала Софи.
— Не стоит. — Снимая куртку, Кит посмотрел на нее настороженно. — Это меньшее, что я мог сделать после того, как набросился на тебя в холле. Мне не следовало быть таким придирчивым. Прости.
— Забудь. — Ей не хотелось, чтобы он вел себя мило, расширяя оставленную письмом трещину в ее доспехах.
Теперь в его глазах появилось удивление.
— Не думал, что с тобой будет так легко помириться. — Он снова залез в пакет и выудил огромную шоколадку. — Мне казалось, понадобится по крайней мере это. Или даже это. — На свет появилась бутылка.
— Джин? — Софи рассмеялась, хотя сердце на мгновение сжало печалью при мысли о письме — о матери Кита и ее неизвестном любовнике, пьющих джин в гостиничной постели под шум дождя.
О боже. Не надо было ей думать о постели.
Кит унес бутылку к резному буфету возле письменного стола.
— Аптекарша миссис Уоттс, которая при других обстоятельствах сделала бы блестящую карьеру детектива, посмотрела на мои другие покупки и сказала, что джин хорошо помогает от менструальных болей.
— О боже! Представляю, как тебе было неловко.
— Совсем нет, хотя, разумеется, мой опыт не позволяет судить о ценности ее совета.
— Джин как лекарство для меня новость, но я бы согласилась попробовать, даже если бы кто-то предложил мне напиться крови летучей мыши или позаниматься йогой голышом.
— Так плохо? — спросил Кит, доставая из буфета банку тоника.
— Не в этот раз, но иногда бывает просто кошмар. Хотя, конечно, не в сравнении со многими другими вещами, — добавила она поспешно, вспомнив, что Киту приходилось работать в зонах военных действий и разбираться с последствиями взрывов.
— В пакете есть обезболивающие. — Он плеснул джин в стакан. — А что говорят доктора?
— Я их не спрашивала. — Софи никогда не была прикреплена ни к какому медицинскому учреждению, а ее мама Радуга верила, что любую болезнь можно вылечить с помощью крапивы. — Я смотрела в Интернете и выяснила, что это либо эндометриоз, либо рак в последней стадии — маловероятно, потому что длится уже двенадцать лет. По той же причине отпадает аппендицит. Отравление мышьяком тоже не подошло, а больше я не искала.
— Тебе надо показаться доктору. — Кит подошел, держа полный стакан с кубиками льда. — А пока займемся самолечением.
— У меня мало нерушимых правил, но не пить крепкие спиртные напитки до полудня в одиночестве — одно из них. Выпьешь со мной? — Она вдруг подумала, что у Кита нет причин задерживаться в ее компании после того, как он выполнил свой моральный долг, и добавила: — Если тебя не ждут какие-то важные дела, конечно.
— Ничего, что не могло бы подождать еще. — Он отправился смешивать джин с тоником себе, по дороге подложив в камин еще одно полено. — Я пытаюсь разобраться с документами на поместье. Мой отец не силен в организационных вопросах, он десятилетиями управлял Элнбургом по страусиному принципу.
— Значит, Джаспер унаследовал привычку прятать голову в песок от Ральфа?
— Боюсь, что так. — Кит уселся на противоположный край дивана лицом к Софи. — То же самое касается пьянства и склонности считать, что личное обаяние вытащит его из всех тяжелых жизненных ситуаций. — Он прервался, чтобы сделать глоток. — Прости, наверное, я не должен говорить о нем так в твоем присутствии. Справедливо будет заметить, что гены безудержного женолюбия ему не передались.
— Это точно. — Софи поймала себя на том, что смеялась немного дольше, чем нужно. Если бы только Кит осознавал всю правду собственных слов! — Но ты прав. Джаспер очень во многом напоминает отца.
Она отпила джина с тоником, понимая, что разговор завел их на опасную территорию. Как бы ей ни хотелось рассказать Киту о найденном письме, ее слишком пугала идея затронуть настолько личную тему.
Серебристые глаза Кита сузились, когда он взглянул на нее поверх своего стакана.
— А вот я совсем на него не похож. Нет никакого секрета в том, что у нас с отцом натянутые отношения. Поэтому я и не считаю своим долгом проводить каждую минуту у его постели.
Комната погрузилась в тишину, которую нарушали лишь треск поленьев в камине и позвякивание кубиков льда в стакане Софи.
— Почему у вас натянутые отношения?
— Так было всегда. — Он пожал плечами. — Я не помню, чтобы часто общался с отцом до того, как моя мама ушла. А после одно время думал, что это нас сблизит.
— Но не сблизило?
— Как раз наоборот. Может быть, отец винил меня. — Кит посмотрел сквозь стакан на огонь, который придал джину оттенок бренди. — А может, просто срывал на мне обиду. Но его прежнее равнодушие превратилось во враждебность. Он отослал меня в интернат при первой возможности.