Но пока они могут доставлять друг другу удовольствие.
Глаза Аниты открылись, и она улыбнулась:
– Ciao, красавчик.
Джио засмеялся:
– Ciao, красавица. Хорошо спала?
— А ты?
— Не очень. Ждал, когда ты проснешься.
— Ох! — Она удивленно распахнула глаза, протянула руку и погладила его подбородок. — Щетина. Как здорово!
— Да. Я немного поцарапал твою губу.
Анита нащупала это место и наморщила нос:
— Что ж. Будет смотреться отлично, если мы куда-нибудь пойдем.
— А мы собираемся куда-то?
— Скорее нет, — промурлыкала она и притянула Джио к себе. — Поцелуй меня.
— Тебе будет больно.
— Я переживу.
И он поцеловал Аниту, но не в губы. Он целовал ее шею, плечи, спускаясь к нежной, белой, округлой груди. Джио по очереди коснулся губами сосков, уделяя каждому равное внимание, чтобы не выделять любимчика. Затем он опустился ниже, обведя языком пупок, и вдруг подул ей в живот, как маленькому ребенку.
Анита округлила глаза, а потом улыбнулась. Джио засмеялся. Она чувствовала, как трясутся его плечи, ощущала теплое влажное дыхание на своей коже. А он опустился еще ниже.
— Джио…
— Ш-ш-ш…
Анита кусала губы, изнемогая от желания, а он, приподняв ее ногу, провел языком по внутренней стороне бедра.
Она дрожала и сжимала плечи Джио. Он провел рукой вверх по ее бедру, коснулся самого сокровенного места кончиком пальца, поднял голову, и их взгляды встретились.
Анита никогда еще не видела такого взрыва страсти в его глазах. Джио распалял ее желание даже малейшим прикосновением.
— Джио, пожалуйста…
Он проникал в нее медленно и долго. Она обхватила его руками и с облегчением вздохнула.
— Анита, — прохрипел Джио.
Его тело напрягалось, как струна, когда он входил в нее снова и снова. Он ощущал прерывистое дыхание Аниты, ее конвульсии, передающиеся ему и доводящие до исступления, какого он никогда не испытывал. И в этот момент Джио понял: что-то в их жизни изменилось навсегда…
В тот день они не вставали с кровати.
Впрочем, не совсем. Они совершали редкие набеги на кухню за едой. Анита обернула ногу Джио пакетом, и они вместе приняли душ — по крайней мере собирались это сделать. Молодая женщина отыскала в саду стул, принесла его, отмыла и поставила в душевой кабине, чтобы Джио мог сидеть на нем, а потом они занялись любовью прямо на стуле, под струями горячей воды.
Это длилось долго, и вода стала ледяной, так что пришлось ее выключить, вытереть друг друга насухо, переместиться на кровать и ждать, пока вода снова не нагреется, чтобы можно было принять душ по-настоящему. Вечером позвонили его родные с ежедневным вопросом о его состоянии, и когда Джио наконец повесил трубку, он умирал от голода.
— Поедем куда-нибудь поужинать, — предложил он.
— Ты серьезно? С моими царапинами?
Он засмеялся:
— Их почти не видно. Я был очень осторожен. К тому же у нас закончились презервативы.
— Хорошо. Тогда я оденусь, — весело согласилась Анита, но в ее улыбке просматривалась тень смущения, а щеки слегка порозовели.
Джио улыбнулся. Почему она до сих пор стесняется, и это после того, чем они занимались весь день? На телах обоих невозможно найти даже дюйм, не поцелованный сегодня. За исключением его травм, все было так же, как раньше.
Почти так же. Их чувства стали глубже, в занятиях любовью появилось нечто новое — что-то, о чем он не хотел думать.
— Так ты одеваешься? — спросила Анита, стоя в дверях в джинсах, джемпере и ботинках.
Ее волосы были распущены и спадали волнами на плечи. Она нанесла на лицо немного косметики, чтобы скрыть следы их страсти.
Джио по-прежнему сидел на диване, глядя в пустоту и размышляя о том, что, черт возьми, происходит и что изменилось.
— Конечно.
Он поковылял в свою спальню, оделся — не без помощи Аниты, — и они отправились на что-то вроде свидания.
По пути в ресторан они заехали в супермаркет. Список покупок был коротким. Хлеб, молоко, что-нибудь на завтрак. И презервативы. Много презервативов.
Они расплатились с серьезными лицами, но к машине вернулись, смеясь, как дети. Однако Анита и Джио были далеко не детьми, и после ужина в маленьком уютном ресторанчике поспешили домой, чтобы насладиться десертом для взрослых.
Все шло не так.
Анита не знала, что именно, но Джио изменился. Он скрывал что-то. И это что-то ей не позволено узнать. Джио словно обнаружил у себя слабую сторону и пытался отрицать это. И будет продолжать таиться.
Однако она видела, как Джио общается со своими племянницами и племянниками. Его сестра, Карла, редко навещала семью, поскольку жила в Умбрии с мужем-художником и детьми, но Лука поселился в фамильном поместье вместе с женой Изабель и двумя ребятишками. Массимо жил в семейном особняке со своими тремя детьми и новой женой, Лидией. Через пару недель она должна была родить их первого совместного ребенка. Анита не сомневалась, что Джио будет уделять малышу столько же внимания, сколько остальным.
Он так и поступал, хотя любил отрицать это. Дети окружали его, требовали рассказать чудесные истории, заставляли Джио вставать на четвереньки и катались на нем, как на лошади, а он с охотой исполнял их желания.
И это мужчина, который не хочет заводить детей? Который не нуждается в любви?
Тогда почему он сопротивляется?
Или не сопротивляется? Может, он боится обязательств? Анита слышала нечто подобное от невест. Их женихи становились ужасно раздражительными и невыносимыми накануне свадьбы и все отменяли, или же сами невесты решали не выходить замуж. Так или иначе, Анита зачастую оказывалась наедине с рыдающей невестой.
Но чаще всего причиной были просто нервы. Иногда Аните удавалось успокоить невесту, но порой стресс лишь усиливал разногласия будущих супругов.
У них с Джио не было разногласий — потому что не было отношений.
Это просто секс. Потрясающий, невероятный секс. К тому же он отличался от того, что у них было раньше: занятия любовью стали более насыщенными. Как будто вопреки самому себе Джио отдавал ей больше, чем кому-либо, и, возможно, получал больше в ответ.
Время от времени в его глазах появлялось выражение, которого Анита раньше не видела. Джио быстро маскировал это, но не настолько, чтобы она не успела заметить.
Что это? Смущение? Сожаление? Желание отведать запретный плод?
Что бы то ни было, Джио не говорил об этом, а она, без пустых надежд, принимала то, что он давал ей. Пока.