Но зачем?
Кажется, я начинала понимать.
Мозаика стала складываться.
— Вот что, — обратилась я к Гонопольскому. — У вас сейчас начнется сердечный приступ.
— Что?!
— Сердечный приступ, или инсульт. Вы же врач! У вас сорок лет практики!
— Сорок пять…
— Тем более! Достаточно для того, чтобы умело симулировать сердечный приступ! Сейчас мы вызовем «Скорую», и вас госпитализируют на ней в любую больницу по вашему выбору. Главное, чтобы там была надежная охрана и хорошо знакомые вам врачи…
— Но у меня нет никакого сердечного приступа!
— Я уже сказала: вы его симулируете!
Вообще-то Гонопольскому и притворяться бы не пришлось — он стоял передо мной с посиневшими губами и держался за правый бок. Еще бы! В такой ситуации сердце заболит у кого угодно!
— Слушайте меня внимательно, — втолковывала я испуганному старику. — Вам надо лечь в больницу, к вашим знакомым врачам, и обязательно, чтобы это были надежные и неболтливые люди. Вы скажете им, что вне зависимости от вашего действительного физического состояния вам крайне необходимо два дня пролежать в больничной палате с каким-нибудь устрашающим диагнозом. Преступник не должен заподозрить в этом ничего необычного — кому, как не ему, знать, отчего у вас случился приступ — ведь это он украл у вас единственного внука! Главное — чтобы врачи, или кто там, дежурные на сестринском посту, когда им будут звонить и осведомляться о вашем состоянии, отвечали только одно: «Положение серьезное, практически отчаянное, счет идет на часы». И никакой обнадеживающей информации!
— А зачем?
— Затем, что преступника это успокоит! Он решит, что, учитывая ваш возраст, вам не выкарабкаться, и охотиться за вами не станет. Таким образом, мы спасем вашу жизнь. Неужели вы не понимаете, преступник не намерен отдавать вам мальчика — он намерен вас убить!
— Господи, да за что же?!
— Потом, все потом! Немедленно вызывайте «Скорую»! Если преступник наблюдает за домом, а это наверняка так, то пусть он убедится в том, что вас действительно увезли на «Скорой»! Тогда у него не возникнет никаких подозрений, и мы сможем действовать дальше.
Старушка, которая, кажется, соображала немножко быстрее, схватила трубку и принялась набирать номер «Скорой».
— А Маша? — очнулся старик.
— Какая Маша?
Рука, придерживающая сердце, на секунду выпрямилась и указала на старушку.
— Ваша жена? С ней все будет в порядке. На встречу с похитителями вместо нее пойду я.
Трюк со «Скорой» удался на славу — старичка положили на носилки, задвинули в реанимобиль и увезли. Выглянув в окно, я с удовлетворением заметила, что госпитализация Гонопольского не осталась незамечена жителями двора: старичка, до половины накрытого простыней, закатывали в машину в присутствии десяти-двенадцати жильцов преклонного возраста. Суета во дворе неизбежно должна была привлечь внимание нашего врага. Чего мы и добивались.
Теперь второе — за оставшиеся до встречи два часа требовалось превратить меня в совершенно другое существо.
Это было не так-то просто — загримироваться под старушку на седьмом десятке лет.
Но все было решаемо. Голову я накрыла плотной, но легкой косынкой, лицо скрыла за очками с толстыми линзами (я смотрела поверх стекол, но со стороны это было незаметно). На ноги я надела Иины сапоги на плоской подошве, в руку взяла хозяйственную сумку. Из одежды натянула толстый вязаный свитер, светлые брюки и длинный пиджак. Если учесть, что к месту «стрелки» я явлюсь на полусогнутых, имитируя старческую походку, и буду опираться на трость — то в темноте меня вполне можно будет принять за старушку.
— Евгения Максимовна… Женечка… — всхлипывала старушка. — Если вам, дай бог, удастся освободить нашего Юрочку… Я для вас ничего не пожалею! Я вам… я… хотите, я вам свое обручальное кольцо подарю?! Это очень хорошее колечко, дорогое, с бриллиантом, его еще моя бабушка носила! Это наша семейная реликвия! Сейчас…
Мария Федоровна быстро скрылась в одной из комнат и вскоре вернулась с маленькой шкатулочкой.
— Мария Федоровна, голубушка, прошу вас, не надо… Ничего, ничего не надо. Ну пожалуйста, я прошу вас, успокойтесь… Сядьте… не нужно, не нужно ничего…
Гонопольская села на диван, она едва сдерживала рыдания.
— Ну, я пойду, — сказала я после паузы. — Пожалуйста, не выглядывайте ни в коем случае в окна. Если позвонят, к телефону должна подходить только Ия. А вам, Мария Федоровна, я бы порекомендовала вообще не вставать с дивана до моего или Юрочкиного возвращения.
— А как же вы доедете? Туда, на пустырь? Просто пешком? Но ведь вас же могут… — она проглотила слово «убить», — вас же могут… по дороге?
— Не беспокойтесь. Вызову такси.
Машина и в самом деле уже ждала меня у подъезда.
Свалка.
Огромное — сколько захватывает глаз — пестрое поле, над которым кое-где поднимается седоватый дымок… Воздух здесь настолько загустел от зловонных испарений, что его можно резать на куски.
В беспорядке, который трудно назвать живописным, там и сям по полю разбросаны коробки, мешки и сетки с отходами; но большая часть этих отходов была свалена безо всякой тары — просто кучами.
Я медленно приблизилась к горе мусора, наваленной с одной стороны пустыря. Вонь буквально сшибала с ног. Я закрыла нос воротником свитера, но толк от этого был небольшой. Меня в любую минуту могло стошнить. Я уже пересекла свалку и вышла на полностью открытое пространство пустыря, в центре которого чернел остов сгоревшего и наполовину вросшего в землю грузовика.
Было тихо. И темно — хоть глаз выколи.
Прислонившись к груде ржавого железа, я пыталась понять, каким образом меня будут убивать. Винтовки с оптическим прицелом у убийцы нет — осталась на чердаке напротив нашего с тетей Милой дома. Применение яда тоже маловероятно — хотела бы я посмотреть, как это он заставит меня за здорово живешь выпить коньячку с цианистым калием!
Тогда что же?
Прошло не менее часа. Взошла луна, и нежный молочный свет высветил дорогу и бесформенные кучи по обе стороны от нее. Пока что ничего не происходило.
Я уже готова была признать, что моя затея с переодеванием не удалась, как откуда-то слева послышался едва различимый шорох. Звук быстро нарастал, неясный шорох перерос в шуршание шин, и в залитом лунным светом пространстве я увидела, как по направлению к пустырю, на встречу ко мне едет человек на велосипеде.
Сделав шаг назад, я почти впечаталась в грузовик, положила руку на револьвер и напряглась. В свете луны я не могла рассмотреть человека на велосипеде. Расстояние между нами стремительно сокращалось. Но, поравнявшись со мной, велосипедист не остановился. Не сбавляя скорости, он на всем ходу метнул в меня большой финский нож!